Отхлебнув мартини. Катя слезла с высокого стула возле стойки и близоруко прищурилась в темноту.
— Даниель? — спросила она неуверенно. Как ни странно, Даниель мгновенно узнал ее.
— А, Катя! — улыбнулся он. — Что ты здесь делаешь?
— Тебя ищу. У меня к тебе важное дело…
— Садись, я скоро освобожусь. — Даниель был как-то странно, не по-московски приветлив.
Вскоре они остались одни, и Катя, волнуясь, приступила к рассказу.
Однако жалостливая история про работу на рынке, сорванную спину и мужа, отыскавшегося наконец в Нголе, не произвела должного впечатления на ее собеседника.
— Знаешь, Катя, я ведь в долг никому не даю. Работа такая, — протяжно, совсем по-русски вздохнул он.
Катя понурилась. Она знала, она предчувствовала провал! Неудачи преследуют ее, точно разгневанные Эринии.
Они настигают ее, жалят, лишают последней надежды. Вот и сейчас…
— А если я отработаю? — осторожно спросила она. — Ты же знаешь, на меня можно положиться… Ведь тогда, шесть лет назад, я тебя не подвела.
Даниель горячо закивал.
— Да-да, я помню. Тогда ты сделала все хорошо. Но и работа, согласись, была нетрудной, да и сумма небольшой. Большая сумма требует большой работы, маленькая — соответственно, маленькой…
— Что я должна делать? — с готовностью отозвалась женщина.
Даниель расслабленно откинулся на стуле. Он сидел широко расставив колени, будто расползаясь по сиденью — типичная поза африканцев. Его рука со светлой ладонью опустилась в карман и выудила оттуда сотовый телефон.
— Бабо, это ты? — небрежно бросил он в трубку и залопотал что-то на чудном булькающем наречии.
Катя сидела ни жива ни мертва. Только бы он поверил ей, она готова на любое дело! Она сделает все, что он попросит!
Наконец Даниель сунул телефон в карман, довольно улыбаясь.
— У меня в Пакистане, в Исламабаде, есть один хороший друг, земляк, — начал он издалека. — Его зовут Бабо, «дедушка» по-нашему. Мой земляк бизнесмен, у него очень большое дело. Если бы ты согласилась привезти мне весточку от него, я был бы очень доволен и, конечно, помог бы тебе.
— Весточку? — Катя непонимающе нахмурилась.
— Весточка будет не очень большая, — объяснил Даниель. — Несколько килограммов.
— Я согласна.
Только выйдя из бара. Катя наконец в полной мере осознала, что ей предстоит. Ей предстоит через несколько границ провезти тысячи доз, тысячи человеческих смертей в обмен на несколько зеленоватых купюр. И она согласилась на эту смертельную опасность почти задаром. Пакистан — мусульманская страна, а мусульмане, как известно, за распространение наркотиков карают смертной казнью.
Женщина опустилась на заметенную снегом скамейку возле безымянной церквушки и беззвучно, как она научилась в последнее время, заплакала. Выбора у нее не было.
Вскоре добрый Даниель выдал ей тысячу долларов в счет гонорара и обещал еще две, когда она вернется с товаром. На руках у Кати образовалась огромная по украинским меркам сумма. С такими деньгами она сразу же почувствовала себя более уверенно.
В посольстве Республики Нгола в Москве ей сказали, что она с дочерью в любое время может выехать к мужу. Катя тут же приобрела два билета до Луанги на рейс голландской компании КЛМ через Амстердам с открытой датой вылета — для себя и для дочери.
Внутри нее все пело. Неожиданно она почувствовала себя легко и удивительно, будто только что родилась на свет. Казалось, нынче ей все по плечу, удача наконец осенила ее своим сияющим крылом. Временный приступ страха прошел, опасения рассеялись.
Какая ерунда! Она слетает в Пакистан и вернется оттуда с товаром. Да, это, конечно, немного опасно. Всегда есть небольшой риск, но, как известно, кто не рискует… Даниель сказал ей, что пакистанский канал у него хорошо отлажен.
Он, Даниель, и сам бы сгонял в Исламабад, да у него куча дел, некогда. Кроме того, как не дать заработать жене земляка, как не помочь бедной женщине, попавшей в беду…
У его друга Бабо в Пакистане очень, очень большие связи, значительно покачал головой Даниель. У него все куплено — и таможня, и посольство, и служащие в аэропорту. Это совершенно безопасно. Абсолютно! Это так же легко, как прокатиться из Киева в Москву — небольшая проверка на границе, где излишне ретивого таможенника можно надежно усмирить зеленой долларовой бумажкой. В конце концов, Пакистан — это не Иран, вот там действительно с наркотиками ожесточенно борются, бросая армию и полицейских на борьбу с распространителями дурманного зелья. Там попавшегося с товаром перевозчика могут осудить на смертную казнь, и даже дипломатические переговоры не смогут его спасти.
Приговор приводится в исполнение немедленно.
Пакистан — дело другое. Там, конечно, тоже ведут борьбу с наркотиками, но как-то лениво и неохотно. Гораздо больше правительство страны интересует создание ядерной бомбы и затяжной конфликт с Индией.
После этой лекции о международном положении Катя почувствовала себя совсем легко. Не так страшен черт, как его малюют! В ее голове уже зрели грандиозные планы на будущее. Она вернется из поездки и первым делом отправится на операцию. Недельки две, конечно, она проваляется в больнице, никуда не денешься, со здоровьем не шутят. А потом они сразу садятся в самолет с Ларой — и прости-прощай ужасная торгово-рыночная, рознично-закупочная, российско-украинская маета!
У них начнется новая жизнь. Конечно же они вновь будут счастливы!
Маршрут был разработан и продуман до мелочей. Вернувшись в Киев, Катя сразу же начала оформлять документы для поездки.
Первым пунктом ее долгого пути был некогда советский и некогда братский Таджикистан. Там, по сведениям Даниеля, было легче оформить выезд в Пакистан, чем на Украине или в России, где не очень-то приветствовались визиты граждан в малоразвитые и подозрительные страны.
Душанбе оставил у нее двойственное впечатление. С одной стороны, в нем еще оставалось что-то от столицы братской социалистической республики, а с другой — в городе уже сказывалось разрушительное азиатское запустение. Катя остановилась в небольшой гостинице в центре города. В номере не было горячей воды и света, по стенам ползали огромные усатые тараканы, а подозрительные люди в драных ватных халатах бродили по этажу и, жадным взглядом заглядывая в номер, предлагали «корабль» (спичечный коробок) анаши за смешные деньги.
— Кароший анаша, крепкий анаша, — шептали они с надеждой. — Кароший будешь, совсем дурной. Хочешь героин? Кароши, чистый!
Но Катя никому не открывала. Она боялась быть обворованной.
По широким, прямым как стрела пустынным проспектам бродили меланхолические коровы. Звякая бубенчиками, они рылись на помойках, ощипывали пыльную траву на обочинах. Потом приходили их хозяйки в платьях и шароварах и, покрикивая, доили своих кормилиц. Машин на улицах было мало, все они были ужасно старые — заслуженные пенсионеры советских времен.
Среди местных жителей владелец одного мешка муки считался богачом, владелец трех мешков — баем, миллионером. На рынке, по-восточному обильном и баснословно дешевом, по-русски говорили лишь старики и люди среднего возраста, еще помнящие времена, когда Таджикистан был экзотическим цветком в пышном соцветии советских республик. Молодежь в большинстве своем русского не знала и не хотела знать.
Как сообщили Кате, для получения пакистанской визы от нее требовалось рекомендательное письмо от украинского посольства, одна фотография и примерно тридцать долларов за визу. Для своих «ридных» дипломатов у Кати уже была заготовлена правдоподобная версия.
В посольстве Украины она показала письмо своего мужа на португальском языке, куда ею собственноручно было дописано и выделено красным заветное слово «Исламабад». Она утверждала, что муж ее, вернувшись из плена, выехал туда для работы и теперь зовет супругу к себе.
— Я не видела его семь лет! — плакала Катя. Впрочем, при воспоминании о Нельсоне она плакала
