Феодор вместе с его братом Симеоном были арестованы во время обеда, предложенного им патрикием Феофилактом. По подозрению в заговоре на Романа их отправили в ссылку в фему Опсикий. Так постепенно составилась для Константина Порфирородного та исключительная обстановка, в которой он провел 26 лет «в подчинении» у своего тестя. Все это время он лишен был свободы сношений с людьми, не мог выбирать себе друзей и, нося царскую корону, на самом деле был рабом самых стеснительных условий, в которые его поставил его тесть. По-видимому, намерение Романа заключалось в том, чтобы показать всем ничтожество законного носителя царской власти, заставить забыть о нем и постепенно приучить общественное мнение к новой династии, представляемой Лакапинами. Это легко можно видеть из дальнейших его мероприятий. По смерти его супруги Феодоры он приказал короновать и возвести в сан августы Софию, жену своего старшего сына Христофора, обеспечивая за ним наследство в царской власти. Ссылаясь на то, что постоянные заговоры и возмущения не дают ему покоя, он заявил желание занимать первое место в официальных актах, церемониях и провозглашениях и сделал распоряжение в этом смысле (923). Чем дальше, тем решительней были действия Романа. В 924 г. в праздник Рождества были сопричислены к императорской власти сыновья Романа Стефан и Константин и коронованы. Последнему сыну, Феофилакту, постриженному в монахи и возведенному в патриаршие синкеллы, предоставлено было готовиться к высшему сану в церковном управлении. Роман в заботах об укреплении своей династии не удовлетворился и указанными мерами. Он сопричислил к царской власти внука своего Романа, рожденного от Христофора, выдал за болгарского царя Петра внучку свою Марию. По случаю этого торжественного события в 927 г. он почтил своего сына Христофора вторым местом, низведя Константина на третье [119]. С течением времени старшинство перешло на двух других сыновей Романа, так что Константин стал писаться и провозглашаться на пятом месте.
Можно удивляться, с одной стороны, настойчивости Романа в проведении мер, столь явно и в нарушение всякой справедливости унижавших Константина, и, с другой стороны, тому спокойствию и «непротивлению», с которым Порфирородный относился к этим мерам. Нужно иметь в виду, что каждое распоряжение, нарушавшее права Константина, должно было или исходить от его имени, или по крайней мере иметь его формальное согласие. И он на все соглашался, раздавал короны детям и внукам Романа и не принял непосредственного участия ни в одном движении против тирании Лакапина. Философское отношение к своему положению, которое он понимал и оценивал во всей его реальности, без сомнения, должно возвышать характер Константина в наших глазах. Находясь в исключительно необычном для императора положении, он, однако, с достоинством относился к своей доле и нашел возможным в высшей степени полезно воспользоваться той свободой, какая ему была предоставлена. Роман Лакапин при всех благоприятных обстоятельствах, какие нашел он в характере Константина, не достиг цели своих заветных желаний и не утвердил своей династии. Весь трагизм постигшей его невзгоды заключается в том, что те же самые сыновья, ради которых он столько заботился и которых возвысил до царского положения, низвергли воздвигнутое им здание. Уже и старший сын Христофор помышлял свергнуть отца и самому стать на его место; можно догадываться, что его подстрекал к движению против отца тесть его, магистр Никита, которого и постигла обыкновенная судьба заговорщиков при Романе [120]: он был пострижен в монахи и сослан в заточение (928). Но Роман жестоко обманулся в своих расчетах на утверждение власти в своем потомстве. Прежде всего смерть царя Христофора в 931 г. нанесла большой удар и его родительским чувствам, и дальнейшим династическим замыслам. Христофор, по- видимому, был лучший из сыновей Романа, остальные дети, хотя и возведенные в царское достоинство, были еще в юном возрасте и заставляли заботливого о судьбе их отца призадуматься над тем, что ожидает их впереди. Если судить по младшему царевичу Феофилакту, который в 933 г. возведен был в патриархи Константинополя и в течение более чем двадцатилетнего управления Церковью обнаружил полную неспособность понять свои обязанности и относился с нескрываемым цинизмом к религиозным вопросам, то следует принять, что семья Романа Лакапина поведена была в воспитательном отношении совсем иначе, чем это было принято в доме Македонской династии. Стефан и Константин, которые теперь занимали ближайшее место после Романа, не питали добрых чувств к своему отцу и легко сделались орудием заговора, имевшего целью лишение власти царя Романа. Летопись весьма скудно освещает катастрофу, разразившуюся над домом Лакапина и восстановившую права Константина Порфирородного. Встречаем в этом смысле некоторые указания, выраженные мимоходом и по разным поводам. Так, восхваляя приверженность царя к монахам, летописец говорит, между прочим, о монахе Сергии, племяннике патриарха Фотия, которого очень уважал царь Роман и имел своим духовным отцом. Этот монах неоднократно обращал внимание царя на распущенность его сыновей, на недостаток данного им образования и на пороки их [121]. Между прочим, по этому поводу писатель обращается к современному церковному событию, именно, перенесению из Едессы в Константинополь Нерукотворенного образа, о котором было много разговоров и который распространялся тогда в многочисленных копиях. Сыновья царя говорили об этом изображении: «Мы ничего не видим, кроме очертания лица». На это зять царя Константин замечал: «А я вижу глаза и уши». Блаженный Сергий сказал им: «Вы все правильно видите». Они же не соглашались и спросили: «Но что, однако, значит эта разность взгляда?» Сергий ответил: «Я скажу вам словами Давида: очи Господни на праведников и уши его к просьбе их, лице же Господне против делающих зло, чтобы истребить с земли память их» (8). Царевичи рассердились и стали строить ковы против отца. Трудно, конечно, ставить в связь разговор, здесь сообщенный, с заговором против
Романа его старших сыновей. Принимал ли в этом участие Константин Порфирородный, на это нет никаких указаний. Более определенно объясняется повод к неудовольствиям царя Стефана и его братьев тем известием, будто Роман в конце своей жизни сознал непригодность своих сыновей и думал составить завещание о наследстве в пользу Константина Порфирородного. Так или иначе, в 944 г. против Романа составился заговор, во главе которого находился сын его Стефан [122], участниками названы незначительные лица: монахи Мариан и Василий и Мануил Куртикий. Более подробностей сообщает латинский писатель Лиудпранд, известиями которого мы часто будем пользоваться в дальнейшем изложении. По его словам, царевичи ввели во дворец вооруженный отряд и, захватив старика Романа, очевидно мало имевшего популярности, ограничились ссылкой его на остров Проти. Латинский епископ добавляет, что было намерение лишить власти и Константина, но что этого не удалось сделать из боязни народного возмущения.
Вслед за свержением Романа некоторое время у власти оставались сыновья его, но они не пользовались никаким авторитетом и уронили себя своим неизвинительным поведением по отношению к отцу. В общественном сознании стали быстро вырастать права полузабытого и оттесненного на задний план Константина, который и сам начал иначе оценивать свое положение. Цари Стефан и Константин должны были уступить законному наследнику, над которым в течение двух десятилетий с лишком тяжелым гнетом лежала тирания Романа. Спустя 40 дней после низложения последнего Константин Порфирородный решился окончательно освободиться от семьи Лакапинов и приказал преданным ему лицам схватить их и отправить в ссылку на острова, где они были пострижены в монахи. Через несколько времени низверженные цари семьи Лакапина встретились на острове Проти. Увидев своего отца в монашеском одеянии, лишенные власти, сыновья его испытали, говорит летописец, невыносимую печаль. Роман будто бы сказал: «Я родил детей и возвеличил их, они же отвергли меня». Затем Стефан был сослан в Приконнис, на Мраморн. море, через несколько времени местом ссылки для него назначен был Родос, а лотом Митилена, где он и умер в 963 г.; Константина заключили в Тенедосе, а потом перевели в Самофракию, где он был убит при попытке поднять восстание. Сын Христофора Михаил, также носивший корону и царский сан, был лишен царской чести, пострижен в монахи, но сохранил свободу и пользовался высокими официальными званиями магистра и ректора. Но политическое значение дома Лакапина было бесповоротно сломлено. Хотя отмечено несколько попыток возвратить к власти Романа или сына его Стефана, но Константин легко справлялся с заговорщиками, подвергая их жестоким наказаниям. В 948 г. мирно скончался на Проти Роман Лакапин, сыгравший в истории Византии исключительную роль и, между прочим, оказавший большое влияние на утверждение принципа наследственности царской власти.
Наконец окончились для действительного и законного преемника престола продолжительные годы невольного удаления от дел, притворного подчинения и благодушного перенесения всяческих оскорблений. С 945 г. Константин VII остается единодержавным распорядителем судеб империи, его более не могли тревожить тайные козни устраненной семьи Лакапинов, приверженцы которой держались еще некоторое
