Своих стрельцов он замучил обучением.
Кажется, он начинает готовить поход на Азов. По крайней мере, говорит об этом часто.
На этом кончаю первую часть своего письма. Я трудился над ним два дня. Мне легче работать шпагой, чем пером.
Глубоко уважающий Вас капитан роты телохранителей его величества императора Московского Дмитрия Ивановича сына государя Иоанна Грозного
Жак Маржерет.
P. S. Еще хочу сообщить о более чем странном поступке молодого императора. Недавно он велел вернуть из ссылки своего главного врага – князя Василия Ивановича Шуйского с братом. Братья Шуйские – главные претенденты на Московский престол царя Дмитрия. Этот его смелый шаг говорит, что у него нет никакого сомнения в твердости своего положения на Москве».
В октябре в Польшу для завершения брачных дел был отправлен послом- женихом Власьев Афанасий Иванович.
Он должен был символически обвенчаться с Мариной, чтобы открыть ей дорогу в Москву не как простой шляхетке, а как русской царице.
В начале ноября он прибыл в Краков в окружении трехсот человек конных бояр. За ним следовал огромный обоз, нагруженный путевым скарбом и драгоценными подарками.
В первый день пребывания в Кракове Афанасий Власьев послал в краковский дом Мнишеков подарки для воеводы сандомирского от московского царя. Вороную лошадь в яблоках в сверкающей золотой сбруе с драгоценными камнями, дорогое оружие, восточные ковры, трех кречетов с золотыми звоночками и в золотых колпачках. И полмиллиона рублей чистыми деньгами – личный долг Дмитрия Мнишекам.
Совершенно бесценные подарки были присланы Марине. Среди них золотой слон с трубачами и музыкальной башней на спине, золотая туалетная шкатулка в виде быка с большим количеством изумрудов внутри, золотой корабль, осыпанный жемчугом, плывший на серебряных волнах, белая парча, венецианские бархаты, турецкие атласы, персидские ковры, драгоценные меха, пуды жемчуга и множество драгоценных камней.
Мнишек уже все знал о Ксении и потребовал ее выставить. Зато о Ксении ничего не знал Афанасий Власьев.
– Как же вы не знаете, господин посол, – сказал отец невесты, – когда вся Москва об этом говорит. Что Ксению к нему приводят ночью Молчанов с Басмановым.
– Может быть, я в другой Москве живу, – отвечал посол. – В той, в которой я живу, ничего я об этом не слышал. Я знаю только, что наш государь ждет не дождется будущей государыни. Даже новые палаты построил для нее. А впрочем, – добавил он, – Михаил Молчанов со мной приехал. Вот его, государь, и спрашивай. А потом мне скажи, что он тебе доложил.
Ради будущего бракосочетания несколько близких дворцов на главной площади Кракова (Мнишеков, Фирлеев, Монтеллуппи) были сведены в единый ансамбль. Они были соединены специально построенными переходами, а в центре ансамбля для этого случая была выстроена церковь.
Все высшее общество Польши собралось на празднование. В церемонии принимал участие король Сигизмунд, принцесса Анна Шведская, королевич Владислав, папский нунций Рангони, сенаторы и воеводы такого ранга, как литовский канцлер Лев Сапега, воевода Серадский, воевода Липский, кастелян Малогосский, кастелян Ленчицкий; было много высших духовных сановников.
Были приглашены все послы, находившиеся в Кракове: австрийский, испанский, папский, французский, английский, персидский, валахский.
Обряд венчания проводил сам кардинал Майцеховский.
Когда под руку с отцом в этом обществе появилась величественная Марина Мнишек, по группам разряженных людей пробежал восхищенный шепот.
На ней было платье из белой парчи, облитое сапфиром и жемчугом. На плечах ее лежало прозрачное покрывало.
Со снопом алмазных колосьев на голове, с двумя роскошными косами, перевитыми драгоценными камнями, она просто излучала счастье и красоту.
– Она умеет держаться!
– Это истинно царица московская!
А когда прибыл Афанасий Власьев, весь в золотой парче, на коне с золотой сбруей, с драгоценным оружием и со свитой из двухсот конных, сверкающих серебром и золотом бояр – все поняли: сказка о заколдованном царевиче реализовалась, и реализовалась в грозную силу – огромное государство, полное территорий, людей и богатств. И государство это получило духовно здорового императора, умеющего организовывать, подчинять, командовать и побеждать.
Сам Сигизмунд подошел и поцеловал руку Марине.
– Дочь моя, – сказал он, – никогда не забывай, что ты еще и дочь Польши.
Ни у кого в эти торжественные дни даже не возникало мысли о том, что государь на Русии может быть ненастоящим.
Огорчало только, что государство это азиатское, что со всей силой демонстрировал посол Афанасий Власьев, не самый глупый посланник из тех, кого видела Литва из русских.
Когда во время венчания в церкви в окружении утонченных и мужественных лиц, драгоценностей, шелка, парчи, дорогого оружия, лат и золоченых доспехов кардинал Бернард Майцеховский задал традиционный вопрос:
– Не давал ли царь обещания другой женщине?
Власьев ответил:
– Разве я знаю.
Слава Богу, толмач из бывших литовцев надоумил его, и посол перепроизнес:
– Если б он дал обещание другой девице, разве бы он посылал меня сюда.
Власьев отказался надевать на палец обручальное кольцо жениха, а подставил для него специальную резную шкатулку. Также он не рискнул взять царственную невесту за руку, а обмотал кисть своей руки платком.
Когда свадебная церемония была закончена и все сказали невесте поздравительные слова (даже бывший враг Дмитрия, великий канцлер литовский Лев Сапега), гости перешли в большой зал Фирлеев с огромными окнами и высокими сводами на торжественный обед.
Обед давался не только в этом зале. Во многих других дворцах и даже в переходах были установлены столы и сидели гости. Чем ниже был ранг сидящих, тем дальше от дворца Фирлеев они располагались.
Московские бояре сидели отдельным столом. Им прислуживали литовцы, хорошо владеющие русским языком. Ели русские в основном руками.
На торжественном обеде посол Власьев отказался есть по той причине, что король польский ел на золотой посуде, а государыне московской и послу московскому подавали еду на серебряной.
– Да что он дурака валяет! – рассердился Сигизмунд. – В свое время царевич Дмитрий сам у меня на простой посуде обедал.
Власьеву передали слова короля, он смирился и начал угощаться.
Дворец Фирлеев, буквально залитый светом огромного количества дорогих свечей, никогда, наверное, не видел такого количества властных и нарядных людей за длинными столами, как в этот раз, и такого количества невиданных кушаний и напитков из московских и литовских запасов на столах, как в этот день венчания.
Все ждали слова короля. Наконец Сигизмунд поднялся с драгоценным бокалом красного вина в руке (снял свою практически никогда неснимаемую шляпу) и стал говорить здравицу в честь невесты:
– Милая Марина, ясновельможная государыня московская, я верю, что вы никогда не забудете, что вы дочь польского народа. Что вы никогда не перестанете любить свою Родину, где остаются ваши родители, близкие и дальние родственники, что вы будете везде распространять славу Божию. Вы будете поддерживать дружбу между двумя народами, между которыми и прежде было доброе согласие, а теперь еще большему сближению этих народов послужит ваш брак. Вы, как новая царица, обязательно должны заботиться, чтобы ваш супруг – государь московский Дмитрий…
