распоряжение и передавалась Конная армия. Семен Михайлович, кстати, не очень-то рвался в столицу: на месте забот хватало. Однако Климент Ефремович считал, что такая поездка необходима. Буденному полезно познакомиться с командованием Вооруженными Силами, чтобы он знал всех и его знали, имели о нем представление реальное, а не понаслышке. Может, удастся добиться помощи Первой Конной, хотя бы обмундированием.
Для самого Климента Ефремовича главным было другое. Вчера в Москве открылся IX съезд партии, очень хотелось побывать в это время в столице, встретиться с друзьями-товарищами, почувствовать пульс всей республики. И уж совсем хорошо было бы поговорить с Владимиром Ильичей, рассказать о своей армии, выяснить, каково положение на западной границе, неизбежна ли война с панской Польшей... Мысль о такой встрече и радовала и тревожила Климента Ефремовича. Он знал, что Тухачевский и Орджоникидзе дали самый, хороший отзыв о состоянии Первой Конной, о ее боевых действиях. Но ведь кто-то раздувал и наверняка продолжает раздувать зловредные слухи о Конармии.
Давно не видел Владимира Ильича, даже не представлял, как он сейчас выглядит.
Каким молодым, полным энергии был Владимир Ильич перед IV съездом, когда Ворошилов впервые встретил его! Что особенно запомнилось, так это живость, одухотворенность Ленина. И очень выразительные глаза. Они то искрились весело, то подбадривали доброжелательно, а иногда и жесткая решимость, неумолимость светилась в них. И еще - быстрый, почти неуловимый жест, тоже имевший много оттенков.
Выступал Владимир Ильич без всякого артистизма, очень просто и естественно, будто разговаривал со слушателями, вовлекал их в свои рассуждения, покоряя обоснованностью, закономерностью выводов, словно ты сам пришел к этим выводам вместе с оратором. Климент Ефремович испытывал настоящее удовольствие, слушая Ленина, не говоря уж о той пользе, которую черпал из каждого его выступления.
На съезде в Стокгольме Ворошилов близко познакомился со многими большевиками, твердо стоявшими на позициях Владимира Ильича. Особая дружба установилась у него с Артемом-Сергеевым, с Фрунзе и Калининым. Вероятно, потому, что все они были делегатами из рабочих районов. Эта четверка была неразлучна. Делились впечатлениями, обменивались мнениями. И споры случались. Но в главном были совершенно единодушны: считали, что в лице Ленина рабочий класс и все трудящиеся России имеют вождя, обширные знания, идейная убежденность, организаторские способности которого обязательно приведут партию и народ к революции.
Владимир Ильич приметил дружную четверку, однажды подошел к молодым людям:
- Вы так своей кучкой, одной компанией и держитесь. Это хорошо. Была у нас «Могучая кучка» композиторов: Римский-Корсаков, Балакирев, Бородин, Мусоргский и другие. Они сказали свое слово в искусстве. А рабочий класс - это уже могучая организация. И нам предстоит, дорогие товарищи, не только сказать новое слово в революционной борьбе, но и покончить со старым миром угнетения и насилия...
Расспрашивал Владимир Ильич о проведении забастовок, о создании боевых дружин, о настроении рабочих, о привлечении молодежи к революционной борьбе. Несколько раз обращался к Ворошилову: очень интересовали Ильича подробности восстания в Горловке.
Окрыленным приехал тогда Ворошилов из Стокгольма, и эта окрыленность, обретенная в общении с Владимиром Ильичей, крепко помогла ему в трудной повседневной работе. А вот после второй встречи с Лениным остался на душе неприятный осадок, долго мучило раскаяние. Было это на V съезде партии в Лондоне, весной 1907 года. Климент Ефремович к этому времени имел, конечно, практический опыт, однако по молодости склонен был переоценивать свои возможности. Особенно когда дело касалось теории.
Владимир Ильич высказал мысль: а не укрепить ли состав ЦК рабочими непосредственно с фабрично-заводских предприятий, которые хорошо знают местные условия и настроение масс. Такими, к примеру, как Ворошилов и другие товарищи. Следует подумать, обсудить это. Ведь рабочие в составе ЦК были бы своеобразными мостиками или балками, которые еще более укрепляют связь руководящего органа партии с рабочим классом и всеми трудящимися.
Вот тут и вскочил Климент Ефремович, попросил слова, отвел свою кандидатуру. И остроумно, как сперва показалось ему, заметил: я, мол, не думаю, будто нашей партии, являющейся сердцевиной рабочего класса, для связи ЦК с рабочими нужны какие-то балки.
Ленин слушал его очень внимательно. Потом засмеялся, шутливо погрозил. Климент Ефремович будто услышал: «Ну и городишь ты, молодой человек!» Но Владимир Ильич произнес мягко, словно бы извиняя:
- Ведь это же только предположение...
Съезд продолжал работу, Климент Ефремович часто виделся с Лениным, разговаривал с ним, испытывая такую неловкость, что стеснялся смотреть в понимающие, чуть насмешливые глаза Владимира Ильича. Ни разу не напомнил он Ворошилову о его словах... Тактичный человек. Или просто не придал им значения? А Климент Ефремович долго потом ругал себя: новоявленный «теоретик» выскочил, когда не спрашивали.
Сколько уж лет с той поры пронеслось, а вспоминать все равно стыдно.
Ну, это прошлое, а сейчас о чем в первую очередь рассказать Ильичу, если доведется увидеться? Ленина, конечно, интересует постановка партийно-политической работы. Надо доложить, что готовится 3-я партийная конференция Копной армии. Она будет проведена сразу после IX съезда партии. Делегатов на эту конференцию соберется много, партийные ячейки быстро растут. Теперь они созданы не только во всех полках, во всех эскадронах, но даже во взводах. Каждый боец чувствует на себе влияние коммунистов.
Конная армия многонациональна по своему составу. В ее рядах русские и украинцы, белорусы и калмыки, грузины и латыши, армяне и чехи, поляки и немцы, сербы и турки. Все они верно служат революции, трудовому народу... Пожалуй, Владимиру Ильичу интересно будет узнать, что в Конной армии сейчас тридцать восемь школ грамоты и около сотни библиотек и библиотечек. Небольших, конечно. Кавалеристы возят с собой книги, учебники, «походные буквари». Вспомнились слова, прозвучавшие на прошлой конференции: «Доставку литературы приравнять к доставке боеприпасов...»
В коридоре вагона раздалось покашливание. Что-то звякнуло: похоже, Буденный защелкнул свою жестяную коробку с махоркой. Сейчас задымит. Значит, и ему не спится.
Выйти, поговорить? Нет, надо отдохнуть хотя бы до обеда. Закрыть глаза и приказать себе: «Спи!» Раньше это легко получалось. И пока на заводе работал, и в ссылке. Мог заснуть в любое время суток, когда позволяло время, - такая выработалась привычка. А теперь гораздо труднее. Нервы не те: сказывается груз забот и ответственности.
2
Семен Михайлович действительно тоже не мог заснуть. Глядел на проплывавшую за окном степь, освобождавшуюся от снега, и думал. Это ведь сказать просто: перебросить армию с одного фронта на другой, с Кубани на Украину, больше чем за тысячу верст. Кавалерийские полки, пулеметы, артиллерия, обозы, бронеотряды, санитарные подразделения, склады, учреждения. Как переместить такую махину?
Есть два способа. Один - обычный, всем известный: погрузить войска, имущество в вагоны, отправить по железной дороге. О другом способе сказал ему Тухачевский.
- Главком запросил наше мнение об отправке Первой Конной на запад. Мы ответили: наиболее целесообразно двигаться самостоятельно, походным порядком.
Семен Михайлович не сумел скрыть удивления и даже некоторой растерянности. Он понимал: мысли у Тухачевского очень даже правильные, точные, но мысль о «желторотом мальчишке» всегда давала себя знать. Михаил Николаевич чувствовал это, говорил с Буденным сдержанно, суховато, даже с оттенком снисходительности, подробно, до мелочей, объясняя свои предложения или распоряжения,
- У нас, товарищ Буденный, нет подвижного состава, чтобы за короткий срок перебросить такую массу конницы эшелонами. Пропускная способность железных дорог юга сейчас слишком мала. Познакомьтесь с нашими расчетами, - протянул он бумагу Семену Михайловичу. - Тут цифровые выкладки. Командующий Юго-Западным фронтом Егоров согласен с нами. Свое мнение мы оба сообщили Главкому Каменеву.
