23 марта 1919 года съезд избрал Михаила Ивановича Калинина членом Центрального Комитета партии. Ответственность ложилась на его плечи большая. Не случайно ведь избрали именно тогда, когда назрел вопрос об изменении политики партии по отношению к крестьянству. Калинин хорошо понимал это.
7
Где-то громыхнуло железо. Владимир Ильич прислушался: звук непонятный и в то же время давно знакомый, радующий. Сунув руки в карманы пальто, Ленин постоял, немного. Вокруг тихо, темно. Свет газовых фонарей, повсюду горевших в Кремле, не проникал в густо заросший и неухоженный Тайницкий сад. Владимир Ильич любил прогуливаться здесь поздно вечером или ночью, когда все спали. В тишине, на свежем воздухе легче было сосредоточиться, он старался думать в эти минуты не о текущих делах, а о главных вопросах.
Снова странный звук - стремительный и скользящий. Ах, вот что: это сосульки срываются и летят по водосточным трубам. В Симбирске старухи говорили: домовой по крышам ходит.
Любит он звуки весны, любит смотреть, как мартовский многоцветный закат постепенно меркнет, однотонными становятся краски, сливаются в зеленоватую полоску у горизонта, а над этой полоской все ярче разгораются звезды. Воздух с наступлением темноты делается морозно-колючим. А потом, еще позже, когда нагревшееся под весенним солнцем железо сожмется от стужи, начинают падать по трубам отскочившие льдинки - сосульки.
Последние годы он почти не замечал ни закатов, ни теплых дождей, ни птичьего пения. На это просто не оставалось времени. А надо и замечать, и любоваться, и радоваться. Иначе ограбишь самого себя, обеднеешь чувствами.
Владимир Ильич пошел дальше, но теперь уже гораздо медленнее обычного. Лужи были затянуты молодым льдом, он, ломаясь, тонко позванивал под каблуками. Слушать приятно, а идти трудно: того и гляди, поскользнешься.
Ленин шагнул на тропинку, петлявшую среди елок. Мысли вернулись к недавнему разговору с Горьким. Алексей Максимович весьма встревожен пропастью, которая, по его словам, разверзлась между городом и деревней. Мужик получил землю, получил самостоятельность и теперь плевать хотел на интересы революции, государства. Он цепко держится за свое добро, ищет только свою выгоду.
«Что сейчас может дать город деревне? - спрашивал Горький и, не дожидаясь ответа, отвечал сам: - Ничего». Деревня обставляет наилучшим образом всякого пролетария, который умеет хоть что-нибудь делать, - кузнеца, слесаря, механика, - закабаляет его хлебом и квасом для своей надобности. Городской пролетарий с радостью бежит в деревню. Чем ему прикажете заниматься, если он не сделался администратором, руководителем, а заводы и фабрики стоят? И деревня такого пролетария не отпустит. Закрепостит его. Но и это только паллиатив, временный выход из положения. Кустарь-пролетарий в деревне достаточно беспомощен. Сырья-то у него нет. Как же он даст крестьянину все необходимое? Мертвой петли, которая душит страну, такому пролетарию не снять. Вот и останется мужик лицом к лицу с заморским купцом. «Чего изволите? - скажет иностранный капитал мужику. - Орудия земледелия? Пожалуйста! Предметы обихода? Извольте, сколько угодно...» Мужик увидит, что господин иностранец своими товарами шутя затыкает все дыры крестьянского хозяйства. Увидит и возьмет власть в свои руки, обязательно возьмет. Мужик неизбежно придет к власти, ибо он подлинное большинство, единственная действенная сила во всей России. Захватит власть и обратится к заграничному капиталу.
Горький, конечно, преувеличивает: он человек эмоциональный, весьма восприимчивый. И мало знает деревню, крестьянина. Горожанин он, пролетарий: сия среда известна ему досконально. Но при всем том в словах Алексея Максимовича немало тяжелой и тревожной правды.
Россия - страна крестьянская, и с этим нельзя не считаться. Особенно сейчас, когда положение осложняется многими факторами: напряженной борьбой на фронте, продразверсткой, общей разрухой, вражеской пропагандой.
Чьи-то приближавшиеся шаги отвлекли Владимира Ильича от размышлений. Человек шел по тротуару, скрытый деревьями. Под ногами его потрескивал схваченный морозом снежок, хрустели льдинки.
Обычно во время вечерних прогулок Ленина никто не тревожил, и он очень ценил эти немногие минуты, когда удавалось остаться наедине с собой. Были, правда, исключения. В любой момент, днем и ночью, к нему в кабинет или домой могли прийти Свердлов или Дзержинский. Они, если требовалось, обращались к нему и во время его прогулок. Но их присутствие не мешало ему думать, не отвлекало от мыслей. Вероятно, потому что их умы, их сердца всегда были настроены в унисон, все трое понимали друг друга часто даже без слов. С ними ему всегда было легко.
На этот раз шел не Дзержинский. У Феликса Эдмундовича размеренный, четкий шаг. У Якова Михайловича, вечно спешившего, шаги быстрые, частые. Но этих шагов никто больше уже не услышит... Неделю назад сразила его испанка. Не стало давнишнего надежного соратника, неутомимого борца, добросовестного работника, знавшего лично и помнившего по фамилиям тысячи членов партии. Кто станет вместо него Председателем ВЦИК, достойно заменит его на высшем посту в государстве?
Шаги удалились по направлению к Спасской башне. Скорее всего, это прошел комендант Кремля, недавний балтийский матрос, человек рослый, широкоплечий. Караулы, наверное, проверяет.
Скоро состоится заседание ВЦИК, на котором Ленин от имени партии должен выдвинуть кандидата на пост Председателя Исполнительного Комитета. Кого предложить? Калинина? Пожалуй, это кандидат, отвечающий всем требованиям. Основная масса крестьян должна понять политику партии, должна пойти вместе с партией, во всем доверяя ей. А Калинин до сих пор поддерживает тесную связь с крестьянским хозяйством, хорошо знает положение в деревне. Кому же, как не ему, выходцу из крестьян, питерскому пролетарию, опытному партийному работнику, занять этот высокий пост?!
При всех этих достоинствах у Калинина есть еще такие качества, которые помогут ему быстро освоиться на новом месте. Цепкий ясный ум и широкий кругозор, глубокая эрудиция. Ведь ему придется иметь дело не только с крестьянами и рабочими, но и с учеными, и с дипломатами. Калинин не растеряется, сумеет ответить на любой вопрос, на любой выпад.
Владимир Ильич вспомнил встречу в Стокгольме на Четвертом съезде партии, когда стояла задача объединить в борьбе с самодержавием усилия большевиков и меньшевиков. Калинина прислала на съезд Петербургская большевистская организация. Он взял тогда на заводе отпуск якобы по болезни и нелегально приехал через Финляндию в Швецию.
Едва открылся съезд, между большевиками и меньшевиками возникли разногласия. Калинин сразу же выступил против меньшевиков, поддержал предложение включить в порядок дня вопрос об оценке текущего момента. И включили - хотя у меньшевиков вообще-то был численный перевес.
Острая борьба развернулась по всем коренным вопросам: об аграрной программе, о вооруженном восстании, об отношении к Государственной думе. Меньшевики одну за другой отвергали вносимые большевиками резолюции. Требовалась огромная убежденность в своей правоте и такая же твердость духа, чтобы не сойти с занятых позиций, не поддаться уговорам, увещеваниям. Все это у Калинина было.
Любопытно и закономерно, что среди делегатов-рабочих почти не оказалось меньшевиков. Два или три человека. Меньшевики сами чувствовали эту слабость: собрались одни теоретики, а практики, приехавшие с мест, их не поддерживают. Вот и решили они распропагандировать делегатов-рабочих, перетянуть хотя бы часть на свою сторону. Сам Аксельрод, поднаторевший в словесных схватках, опытнейший оратор, решил выступить перед рабочими с докладом. «Что он, за осликов нас считает? - удивился и рассердился Калинин. - Думает нам зубы заговорить? Не пойдем!» Но Владимир Ильич рассудил иначе: «Ничего, соберитесь. Послушайте его, это полезно будет»'. Ленин всегда считал, что партийные работники не должны избегать дискуссий. Надо уметь отстаивать свое мнение перед любым противником.
Пришли рабочие, расселись. Калинин выглядел молодо, просто. Рубашка-косоворотка с белыми пуговицами, дешевый пиджак, густые волосы бесхитростно зачесаны назад. Вроде приехал паренек из
