Выдернул нас из Москвы, живодёр. Больших дел ему захотелось…
– Он чем в Москве занимался? – закинул я удочку.
– Мусор его тема! – рявкнул водитель. – Ядовитые отходы! Химия, радиация… Но в Мытищах-то не Узел, а так – эвакопункт. Щёлочка. А тут – масштаб! Вот и гонят отходы по железке – всё равно дешевле выходит…
– Куда гонят? – опешил я.
– Да на Химэй, – зло сказал водитель. – На Простор на ваш стёганый…
– И что там с ним делают?
– Это уж вам видней. Говорит, на стибриум меняют. Кто его видел, этот стибриум? Одни разговоры…
Новое дело… И людей, выходит, туда, и мусор туда… Интересное местечко!
– Уговорил ты его – ну и правильно сделал, – продолжал водитель. – Всю душу вынул, гнида… Хоть какая-то с вас польза, с Достигаев…
– А сами-то вы верите в Химэй? – не подумав, спросил я.
– А вот это уж – моё дело! – закричал он и дал по тормозам. – Под нигилизм подводишь, чекистская морда? На мобилу пишешь?
– Да нет, что вы… – сказал я. – Просто… Так у вас всё изменилось!
– Вылезай, – сказал он. – Вот тебе самый центр. Любуйся на свой Химэй, а с меня хватит!
– Да и хрен с тобой, – попрощался я и вылез из джипа.
Он не обманул – я очутился на центральной площади, которая раньше носила имя Ленина, а теперь уж и не знаю кого – то ли Свободы, то ли Равенства, то ли вообще Братства…
– Ну, здорово, что ли, Лукич, – сказал я, обращаясь к памятнику. – Давненько не виделись…
Задрал голову и ахнул.
Вместо привычного серого вождя на высоченном постаменте был укреплён огромный экран. Чтобы рассмотреть его как следует, мне пришлось отступить на несколько шагов.
На экране, заслоняя угольно-чёрное небо, летел среди звёзд, вращаясь, гигантский серо-коричневый булыжник. Двигался он неумолимо, сопровождаемый низкими пульсирующими звуками. В правом углу на табло сменяли друг друга цифры, причём бессистемно: только что число было трёхзначным, но в следующую секунду оно удвоилось, потом сократилось до цифры «пять» – и вот уже сорок миллиардов с копейками…
Потом вспыхнули буквы:
Ага, пресловутый астероид… Ну, я бы понимал, если цифры обозначали или расстояние, или количество дней до предполагаемого столкновения. Но там же какой-то генератор случайных чисел! Или этот ихний Бриарей движется не по рассчитанной орбите, а шарашится по Космосу, как заблагорассудится? Странный какой-то астероид… И странная агитация…
Только сейчас я заметил, что понемногу вращается на своём пьедестале и сам экран. Летящий булыжник выглядел на редкость неприятно. Весь в каких-то лишаях. То ли обойти установку, то ли… Ладно, я не Бриарей, я дождусь… Астероид врезался наконец в земной шар, и побежали навстречу друг другу огненная волна и океанский вал…
…На другой стороне огромной панели чернела всё та же космическая бездна. В ней висел блестящий полый цилиндр, наполненный мягким бледно-жёлтым светом. Когда цилиндр повернулся торцом, стало понятно, что источник этого света находится внутри – сияющий шарик. Цилиндр продолжал поворачиваться, и в светлом тумане начала проясняться его внутренняя поверхность – голубая и зелёная. Зазвучала хрустальная мелодия. Возникли очертания континентов и океанов, бесконечные извивы рек и горных цепей; поверхность приближалась, и уже можно было различить изумрудные пятна лесов и золотые прямоугольники полей. На мгновение во весь экран поднялся целый город, но был он не скопищем кварталов и не сборищем башен – небольшие дома вольготно располагались тут и там, и в этой вольготности чувствовалась некая тонкая гармония. Потом возник другой город, враставший в джунгли, – храмы с ребристыми куполами, лианы, оплетающие колонны, какие-то существа, рыскающие по крышам… Рассмотреть их как следует я не успел – передо мной уже была степь, и по сочной высокой траве невероятно длинными прыжками неслась бесконечная стая тонконогих рогатых животных, и такие же тонкие, высоченные люди преследовали их, но не убивали – ловили за рога и отпускали, чтобы снова состязаться в беге. Степь сменилась сугробами – но чувствовалось, что это не царство смертельного холода, не Белое Безмолвие, а просто заповедник зимы для желающих: такие же высокие люди в лёгких одеждах кружились под наряженной прямо на корню ёлкой и перекидывались снежками…
…По берегу моря бежала пара молодых богов баскетбольного роста. Они держали друг друга за руки и хохотали, как на рекламе зубной пасты. Да ведь это и была реклама, потому что во весь экран загорелась надпись:
В доказательство последнего пункта небеса Эдема снова свернулись в свиток, а из свитка выкатился маленький земной шарик – сначала один, потом другой, и вот уже великое множество глобусов заполнило экран. Действительно, в Большой Трубе места хватит всем… Вариант Сферы Дайсона или Мир-Кольцо… Простенько и наглядно…
Я стряхнул наваждение. А-ба-жаю! Нечего тут меня за Советскую власть агитировать. За антисоветскую тоже. Вот пойду в библиотеку и сам во всём разберусь… Развели космогонию…
Но вот убрать с постамента надпись «Ленин 1970» то ли поленились, то ли не посмели… А то ли решили – пускай вождю лучшим памятником будет невесть откуда взявшийся Химэй.
И корзинки с цветами – и скукожившимися, и свежими – стояли у подножия постамента, как в былые годы, когда пионер Мерлин в белой рубашечке с красным галстуком декламировал тут вирши местного гения:
Оставалось только перейти дорогу и подняться под сенью имперских колонн по мраморным ступеням до дверей, ведущих к неисчерпаемому источнику знаний. Надеюсь, что Достигшему выдадут необходимую литературу и без читательского билета. И в читальный зал пустят. На худой конец, я же всех там помню по имени-отчеству, в том числе и гардеробщиц с вахтёршами – удивительно долголетняя публика… Сколько замечательных часов я провёл тут в юности, когда родительская библиотека оказалась на сто рядов перечитанной, а районная детская и вовсе перестала меня устраивать… Взять подшивки «Известий», но с какого именно года? Откуда есть пошла Химэйская земля? Или проще сперва залезть в тематический каталог?
Но гадать мне пришлось недолго, потому что дверь оказалась заперта. Обычное дело – дверей штук шесть, а открыта только одна. Значит, не угадал… И опять не угадал… И опять… Неужели поменялось расписание?
