спалили, «кума» в женскую зону забрасывали, вертухаев в «петушатник» посадили… У них «петух», представь себе, ругательное слово! Слышал бы о том Будимир! Меня почетными наколками наградили – чистые дикари, блин поминальный… Теперь не выведешь!
– Авторитетами стали, – уточнил Колобок.
– Вроде того. Ай, даже вспоминать неохота, – скривился богатырь. – Мироед надеялся, что мы оттуда живыми не выйдем… Вышли, как видишь, совершили все, что положено…
– Что же это за страна такая? Никогда не случалось сюда закатываться!
– Вот и хорошо, что не случалось: тут за хлебную пайку запросто могут голову оторвать. Я тоже нынче всю дорогу размышляю – что за страна? Не мое ли Многоборье таким было? Или еще будет?
По ущелью пошел низовой ветер, разогнал дым. Впереди тоже прояснилось, показались широко распахнутые железные ворота, столбы, с которых свисали мотки ржавой и рваной проволоки, длинные приземистые здания с узкими зарешеченными окошками.
– Никого не видно, – объявил Колобок.
– Это даже хорошо, – сказал Жихарь. – А то бы набежали – есть бацилла? Есть подогрев? Есть ханка? Должно быть, все здешние обитатели вслед за нами рванули в побег…
– Сто лет назад, – добавил Гомункул. – Тут все старое такое, трухлявое…
– Посмотрим, – сказал богатырь.
Он свернул к ближайшему зданию, раскидал доски прогнившего крыльца, взялся за дверную ручку – ручка отвалилась, сама дверь упала внутрь.
– Действительно, сто лет, – сказал Жихарь. – Только воняет…
Богатырь вошел в проход между нарами, поставил сундучок на пол, огляделся.
– Не задержались мы тут, – хихикнул он. – Из-за нас сюда даже хотели целое войско ввести на железных ползунах.
Послышался какой-то шорох и гудение.
– Ай! – пискнул Колобок. – По мне кто-то ползет…
Жихарь мигом подхватил ношу, выскочил наружу, отбежал подальше и только тогда стал отряхиваться.
– Как же я забыл, – приговаривал он, с омерзением колотя ладонью по плащу. – Клопы-то остались! Новых постояльцев дожидаются!
На ближайшем столбе уныло висел колокол без языка.
Жихарь толкнул столб рукой, желая уронить, но столб не упал, а из колокола кто-то запел:
– «Не такой уж горький я пропойца…»
Хотя по голосу было слышно, что именно такой.
– Где же Мироед? – сказал Колобок. – Время-то поджимает…
– Да он сюда редко заглядывает… Его любимые места лежат подальше…
– Давай-ка бегом, а то…
Жихарь подчинился и побежал, иногда перебрасывая сундучок из руки в руку.
– Что это, Жихарка?
– Это другой лагерь… А это печи… Тут людей жгли, на мыло переводили… Дальше еще страшней…
Были там и деревья, увешанные скелетами, и многоместные виселицы, и железные клетки с обугленными костями, и непонятные, но страшные устройства, которые ничего хорошего явно делать не могли. На ветру звенели ржавые цепи, скрежетали зубчатые колеса, рассекали воздух исщербленные лезвия…
– Может, это и хорошо, что Мироед у вас память забрал, – сказал Колобок. – Как вы через все это прошли?
– А считали за чужой сон, вот и прошли… Он нам хотел показать, что с человеком можно сделать. Но братка-то гордый, а я – вредный…
– Всех убили – одни остались? – догадался Колобок.
– Да не всех… Всех и не надо, только главных, а там люди сами сообразят, как дальше жить. Вот бы всех начальников перевешать! – вспомнил Жихарь свою давнюю мечту.
– Князей особенно, – сказал Гомункул.
Жихарь перешел на шаг, чтобы маленько отдышаться.
– А что? – сказал он. – Я бы и сам в петлю залез, кабы знал, что все прочие владыки поступят точно так же. За свободу людей можно и пострадать!
– Никак ты ума не наживаешь, – сказал Колобок. – Учит тебя судьба, учит – никакого толку…
Жихарь сделал вид, что не услышал или не понял.
– А вот отсюда начинается такое, чего быть не может… Раки свистят… Медведи летают… За комаром с топором бегают… Реки вспять текут… Огурцы растут такие, что зарезаться можно… Папоротник круглый год цветет… Уши выше лба растут… Яйца курицу учат… Тут и собирал я Полуденную Росу…
– Поглядеть бы! – загорелся Колобок.
