какого-то бурного, но скрытого волнения; не спуская глаз друг с друга, они как-то вспыхнули, зарделись, даже, кажется, вспотели сразу; что-то в них бурлило, билось в груди, в висках и вдруг, перекипев, сразу успокоилось, улеглось, уравновесилось… Точно что-то постороннее, чуждое каждому из них, переливалось между ними, входило в каждого из них, и как вода, влитая в вино, не сразу смешивается с ним и принимает не похожий ни на воду, ни на вино цвет, — так и с ними было такое непонятное, незнакомое им смешение новых ощущений, которое, повторяю, продолжалось одно мгновение (все молчали как мертвые) и почти сразу прекратилось.
Жених и невеста точно проснулись. Она поправила опять платье и стала смотреть на мать, на отца, и жених также повернул голову к отцу.
— Как тебе, тятенька? — сказал он просто и громко.
— Уж гляди ты! Тебе жить-то!
— Маменька! — с такой же простотой и спокойствием обратился жених к мачехе. — На ваш взгляд как?..
— Смотри сам хорошенько!.. Для меня что ж? для меня всяко ладно!
Жених взглянул еще раз на невесту. Та была совершенно спокойна, смотрела на подруг и улыбалась им, не глядя на жениха, точно уж теперь самое трудное для нее кончилось, и она была совершенно покойна и уверена.
— Для меня хороша! Много доволен вами, Марфа Александровна!
Невеста поклонилась.
— В самый раз, Сергунька! В самый раз она тебе! — послышалось в толпе.
Зашушукала толпа, начались пересуды, но все было прилично и осторожно.
— Давай бог! — сказал отец невесты. — Однако, Сергей Иваныч, не торопись… Надо честь честью. Уж ты испробуй ее, как порядок требует, я не хочу как-нибудь…
— Маменька! — сказал Сергей. — Как вы? Укажите порядок, какой следовает…
Старуха подумала и сказала:
— А ну, Марфа Александровна, надо бы тебе прялку взять да работу показать.
Прялка оказалась уже совершенно снаряженной и стояла за перегородкой; девицы мгновенно притащили ее, поставили пред Марфой Александровной, и она сразу превратилась в ловкую работницу; ловко подобрав юбку и обнаружив новый крепкий ботинок, она так ловко помочила о губы пальцы, так искусно засучила нитку, застучала прялкой, что все залюбовались. Некоторая натянутость, обязательная в таком необычном собрании, совсем исчезла в ней; вся ее фигура, лицо, руки, все тело приняли непринужденную, но деловую манеру и посадку.
— Благодарим покорно, Марфа Александровна. Будет, довольно — видим! — сказал жених конфузливо.
— Не останешься без рубахи! Не беспокойся!.. — говорили в толпе и мужские и женские голоса.
— И напрядет, и соткет!..
— Нечему ее учить — видишь, все и так знает!..
— Благодарим, Марфа Александровна!
— Будя! Будя!.. Ладно! — весело улыбаясь, говорил отец жениха.
Марфа Александровна так же ловко, непринужденно оставила прялку, оправилась и села опять.
— Глядите, глядите, гости дорогие! — опять заговорил отец невесты. — Я не хочу, чтобы как-нибудь… Сергей Иваныч! досматривай во всех правилах!
— Маменька! — сказал Сергей уже робко, — попытайте Марфу-то Александровну, как что… следует?..
Старуха помолчала, подумала и сказала:
— Уж я и забыла никак порядки-то!
Тут вступилась мать невесты, все время глубоко тронутая, ослабевшая и взволновавшаяся, и сказала:
— По нашему порядку надо попытать, не хрома ли, мол? Попытайте, гости дорогие, все опробуйте!
— Уж и не знаю… — нерешительно сказала старуха.
— Сама, сама опробуй! — сказал отец жениха.
— Ну, Марфуша, — кротко сказала мать, — пройдись, прогуляйся.
— Марфа Александровна! — послышалось в толпе зрителей. — Покажи им, какая ты хромая, — пропляши!..
Марфа Александровна, при общем смехе и сама смеясь, чинно, мелкими шажками прошла взад и вперед мимо жениха…
— Ишь, форсит! — шепнула Анна, стоявшая около меня и все время пристально, не спуская глаз, следившая за каждым малейшим движением жениха и невесты. — Форсунья!
Действительно, это путешествие было самое смешное дело в течение всех смотрин, и Марфа Александровна не могла не быть неловкой в таком выдуманном опыте.
— Будет, будет! — сконфузившись, говорил жених. — Видим, Марфа Александровна.
— Будя! — говорил и отец жениха. — Довольно!
— Уж так водится! — сказала, развеселившись, мать невесты. — Ну, садись, Марфуша… видели… все слава богу!
Отец невесты все время не садился; он постоянно отирал пот с своего лба красным платком, стараясь без всякой утайки чего-либо показать свою дочь перед женихом, родными и публикой. Едва дочь его после прогулки по комнате села на лавку, как он опять начал:
— Ну, дорогие гости, тапереча никак по порядку следует и по сундукам поглядеть?
— Пожалуйте, гости дорогие! — ласково заговорила мать невесты. — Сергей Иванович, Иван Афанасич, матушка Марья Андреевна — пожалуйте в кладовую!
— Точно что белье надо поглядеть! — сказала мачеха жениха.
— Пожалуйте, пожалуйте! — говорила мать, зажигая свечку, которая до сих пор стояла приготовленная на окне. — Не солгу, скажу: есть что посмотреть!
Сергей и его отец не хотели было идти, но отец невесты и мать ее уговорили их идти непременно.
— Нет уж вы честь честью! Извольте уж, чтоб всё! И мы потом ваше хозяйство и двор и всё так же осмотрим. Наше дите в обиду не дадим, и вы не давайте. Пожалуйте!
Покуда ходили смотреть белье, публика вела громкие разговоры:
— Жених больно хорош!
— И свекор-то, братцы, не стар…
— Ну и Марфа — золото!.. Уж тепло будет от нее настоящее!
— То-то свекор-то не стар! — сказал кто-то таинственно.
— Н-ну! ты! морда! — возразили некоторые из женщин. — Очумел? что говоришь-то?
— Ты, дурак, чего хаешь?
Этот разговор был прерван появлением из кладовой Сергея, его отца и отца невесты. Женщины еще остались там.
— Коли ежели, — говорил отец жениха, — все это она в самом деле привезет с собой, так и говорить нечего!
— У меня, — гордо сказал отец невесты, — чужого ничего нет! Ты этого в мыслях не держи нисколько.
— Тут нитки чужой не наношено! — всем хором подтвердила публика.
— Это оставьте и думать!
— А коли так, так и ладно!.. Теперича когда же наше-то добро поглядите?
Сергей говорил, что откладывать нечего; сегодня день велик, можно и сегодня
— Ну, Лександр Иваныч, — сказал отец жениха, — у нас такое правило, сам знаешь, насчет вывода есть… Сколько ты с нас за Марфу-то Александровну возьмешь?
