остановки, петли и прочее.
– A это значит, что мы вполне успеем добраться до места меньше чем за десять часов. И по крайней мере не грохнемся с высоты в пару километров, в случае чего.
– Майкл, ты бредишь. В ближайшее время про нас узнают не то что здесь – узнает вся страна. И если с вертолетом остается хоть какой-то шанс сыграть на опережение, то с этим… Через два, ну максимум три часа мы встанем у баррикады, поднимем руки и пойдем на нары.
– Послушайте, похоже, вы забыли, где мы, – в разговор вступил Сергей. – В семидесятые годы в СССР не было ни GPS, ни покрытия поверхности спутниками-шпионами – голову даю на отсечение, что заметить нас смогут только посредством визуального контакта. То есть, проложи мы маршрут по проселочным дорогам и пустынным холмам, скоро будем на Кольском. Главное, чтобы ресурса гусениц хватило, но если образец проектировали из расчета «на одной заправке до Камчатки», наверное и это предусмотрели.
– Решено, – согласилась Вероника. – Я управляла танком, не думаю, что эта машина сильно отличается от Т64. Если что – проведу для вас ликбез по вождению.
– Стойте… – Сергей выглядел не то растерянным, не то напуганным. – Я еще кое-что вам не сказал. Сейдозеро, Кольский полуостров, ведь мы туда едем? Вот что мне еще удалось узнать в московском… э-э-э… офисе. Там начато бурение Кольской сверхглубокой скважины СГ-3. Ее планируемая глубина – 25 000 метров от поверхности Земли. Факт… э-э-э… из девяностых годов двадцатого века – 12 262 метров. Майкл, это и есть та самая дорога в ад, из-за которой, как говорят, в девяностые годы развалился СССР. Потом бурение остановили, скважину сначала поставили на консервацию, а спустя десять лет закрыли совсем. Хотя инвесторы под проект продолжения работ в очередь стояли. Так что учтите – мы едем в еще один мощный исследовательский центр, в котором будет много народа. Вряд ли речь идет о совпадении. Это раз. А два – если мы там чего-то сделаем не так, история вообще может пойти совсем иначе. К примеру, Союз Советских Социалистических Республик останется живее всех живых… Мы точно этого хотим?
– Я предполагал, что идея Брюсова с внедрением нас с тобой сюда была какой-то многоходовой партией. Например, с целью развал СССР предотвратить. Тем не менее, я точно знаю, что мы должны быть там. Сергей, будущего или прошлого, в котором мы жили, уже нет. Есть вариант просто остаться здесь и тихонько коптить небо. Либо обосновываться тут, либо линять в Америку и скупить лет через десять акции Microsoft и Apple… Ты хочешь такой жизни? Я, после всего что видел, – наверное, нет. Да и «там», в нашем времени, уже не хочется быть мелким винтиком. Неспроста мы сюда попали. Давай же сыграем по- крупному.
– Ты прав. Но мне, если честно, просто страшно. Банально страшно, и все. До дрожи. Вероника, извини, но это так.
– Да чего там! – она махнула рукой. – Тем не менее, мосты сожжены и надо действовать. Ты с нами?
– Едем.
15
Внутри боевой машины мы разместились с гораздо большим удобством, чем можно было предположить. На институтской практике мне приходилось залезать в Т72 – к управлению машиной на военной кафедре нас так и не допустили, и я ожидал посадки в жесткую и неудобную скорлупу детища советского военпрома, куда надо втискиваться буквально по частям, а одно неверное движение грозит обернуться огромной шишкой на лбу. ТВ1 же по комфорту не сильно уступал шикарному немецкому лимузину. Обитые кожей кресла, сидя в которых, можно было вытянуть ноги, и допотопные приборные панели несли какую-то дорогую ауру. Схема компоновки танка осталась для меня загадкой. Через два люка в башне мы попали в «зал управления» – как его назвала Вероника – достаточно большое помещение с тремя прижатыми друг к другу креслами. Центральное место, судя по всему, принадлежало командиру, на что указывало обилие смотровых экранов и передатчиков. Слева размещалось сиденье водителя, но вместо рулевой колонки там присутствовал авиационный джойстик. Справа находилась позиция стрелка с широким и плоским дисплеем дальномера и более мелким джойстиком наведения орудия. Вероника села слева, Сергей, не спросясь, тут же устроился по центру, мне же осталось лишь расположиться за аппаратурой управления орудием.
– О'кей, карта маршрута примерно понятна, – Вероника поколдовала над своим монитором. – Пристегните ремни, мальчики.
Зажигание у атомного танка сработало совсем не так, как на машине с двигателем внутреннего сгорания. Где-то сзади раздался тихий гул, который постепенно, за пару минут, превратился в глухой могучий рокот. Затем ТВ1 дернулся и плавно поехал вперед – Вероника лишь слегка наклонила ручку управления. Во всей стотонной махине чувствовалась немыслимая, чудовищная сила. Я подвинулся ближе к основному экрану, и в который раз удивился тому, что экипаж здесь был полностью изолирован от остального мира. Все данные поступали с внешних видеокамер – картинка была хоть и цветной, но какой-то расплывчатой и выцветшей. SECAM, мать его так – телевизионный стандарт СССР, плюс кинескопный дисплей…
Нас, похоже, пока так и не обнаружили – по крайней мере, солдаты невдалеке продолжали заниматься своими делами. Вероника аккуратно доехала до ограды, затормозила и на тихом ходу столкнула носом танка одну секцию забора. Люди во дворе тотчас засуетились, но что происходило дальше, я заметить не успел – наша бравая напарница газанула по полной, и танк стремительно полетел вперед.
Через девять часов хода на наших мониторах предстала унылая серая равнина. Уму непостижимо, но за все время машину никто даже не попытался остановить. С десяток деревень просто промелькнули, а пару небольших городов Вероника пересекла почти напролом, удостоившись лишь удивленных взглядов местных жителей. Если судить по датчикам температуры воздуха, в этой тундре было всего плюс восемь градусов – я начал жалеть, что мы не припасли теплой одежды. Адреналин потихоньку спадал. Под равномерное урчание силовой установки и шелест карты, с которой периодически сверялась Вероника, меня стало клонить в сон. Веки почти начали смыкаться, как вдруг танк резко дернулся и остановился.
– Что? – мой сон сняло, как рукой.
– Смотри вперед, – Вероника показала на несколько точек на горизонте. – Дальномер включи на полную.
И тут я понял, что мы попались. В КГБ решили не устраивать нам мелкие засады по пути – все равно это вылилось бы в бои локального значения с жертвами и разрушениями. Напротив, каким-то образом просчитав возможный маршрут, нас почти подпустили к пункту назначения и выставили заграждение уже здесь. Да какое заграждение! Это были не задрипанные Т64 и даже не опытные в 1971 году Т72… Нас встречала пятерка таких же серо-черных и угрожающих ТВ1, выстроенных острым клином. Невдалеке кружили два вертолета – с воздуха велось прочесывание местности.
– Они нас видят?
– Судя по всему, пока – нет, но это лишь вопрос времени. Через пару минут заметят – их вертолеты координируют.
– Что будем делать? – обратился я к друзьям, но закончить не успел. На интеркоме призывно запищал входящий сигнал. Рука сама, на автомате, нажала кнопку громкой связи.
16
– С вами говорит Матвей Петрович Заболотский, полковник Комитета государственной безопасности СССР. Вероника Сталь, мы знаем, что мы самовольно покинули станцию и выкрали совершенно секретную боевую машину. Если вы и ваши спутники немедленно сложите оружие, я гарантирую вам… – тут мерзкий голос на секунду замолчал. – Жизнь.
Я аккуратно подвинул джойстиком перекрестье на экране, наведя его на головную машину. Изображение подрагивало, система реагировала на мои действия с некоторым запозданием, словно я пользовался забитой пылью компьютерной мышью. Тем не менее, отрегулировав дальномер, я прицелился, потом нажал на гашетку. Разговаривать не хотелось, тело действовало как бы самостоятельно – вне разума.
Отдачи никакой не ощутилось, раздался лишь неприятный треск. Одновременно первый танк расцвел черно-фиолетовым грибом, от которого, словно петарды, полетели вверх снопы белых искр. Жесточайший удар взрывной волны сильно качнул нашу боевую машину. Вокруг техники противника поднялось огромное пылевое облако, накрывшее один из вертолетов. Сначала он заискрил, а через несколько секунд вообще исчез из поля зрения. Связь интеркома прервалась.
