сплетенные тени, отбрасываемые стенами домов, аккуратно подстриженными деревьями, многочисленными памятниками и фонтанами.
Что бы там ни рассказывали о страшном храме богини Банрах, расположенном на центральной площади и вызывающем суеверный трепет в сердцах наших простодушных селян, но все-таки столица Лаганахара, богатая и недоступная для такой скромной замухрышки, как я, была хороша, сказочно хороша! И лишь одна улица Блентайра, самая эффектная и яркая, не вызывала у меня восхищения, а наполняла душу смутной тревогой и ощущением безысходности. Это была улица Сладких Поцелуев, пестревшая синими, красными и оранжевыми призывными огоньками, зажженными в шелковых фонариках, вывешенных над крылечками миленьких домиков ее специфичных обитательниц.
«Неужели мне не остается ничего другого, кроме как пойти туда, к ним?» – подумала я, брезгливо морщась.
Я, конечно, не ханжа и в свои шестнадцать лет изрядно наслышана о том, что происходит между мужчиной и женщиной под покровом надкроватного балдахина, но… Спаси меня бог Шарро, я ведь не ощущаю в себе ни малейшей склонности к торговле собственным телом, пусть даже возведенной в категорию высшего искусства, сопровождающегося песнями и танцами! Тут я цинично хмыкнула. Отчасти потому, что вспомнила про свои костлявые плечи и почти плоскую детскую грудь, совершенно неуместную под расписным шелковым халатиком жительницы улицы Сладких Поцелуев.
Однако в большей степени смешок касался моей крамольной, но искренней и пылкой веры в бога Шарро, покровителя Полуночных эльфов, его прежних хозяев, изгнанных из Лаганахара. Чего уж тут скрывать – у нас в королевстве столь явная симпатия к пресветлому духу Шарро, слывущему совершенно бесполезным и враждебным к людям божком, не очень-то одобряется, хоть официально и не запрещается. При этой нерадостной мысли я поплотнее запахнула свой порядком изношенный плащ, под полы которого упорно пытался пробраться холодный ночной воздух, и с безнадежным вздохом продолжила рассматривать далекую столицу.
Гильдия Порхающих – весьма уважаемая община в Блентайре, но вопреки этому факту мне бы очень не хотелось быть ученицей одной из состоящих в ней куртизанок, вступая на путь порочных телесных утех. К тому же до меня неоднократно доходили грозные слухи о свирепых воительницах-лайил, покровительствующих гильдии Порхающих, и одна только мимолетная мысль о клыках и ужасных привычках этих тварей наводила на меня безотчетный ужас, заставляя судорожно корчиться от страха. Правда, братья из обители всеблагой богини Банрах учили нас, своих воспитанников, что сущность любого обитателя Лаганахара ничуть не зависит от его расы и что среди представителей каждого народа можно с равной долей вероятности встретить как безукоризненную доброту, так и истинное воплощение зла.
И похоже, мне все-таки придется согласиться с напрашивающимся выводом: если проповеди братьев не грешат против законов богини, то почему бы главе гильдии Порхающих не оказаться «милейшей» тварью с острыми как бритва когтями, испачканными кровью очередной жертвы? Ведь не ведающие жалости лайил так же легко становились и верными жрицами Банрах, искренне пекущимися о процветании ее алтаря… Впрочем, я переживаю зря: лаганахарские куртизанки слишком ценят телесную красоту, а посему принимают в гильдию Порхающих лишь самых прелестных и утонченных девушек. А я… Все же и от уродства иногда бывает польза! Тут я насмешливо фыркнула во второй раз и, покачнувшись, хотя ветра сегодня совсем не ощущалось, чуть не сверзилась со скользкой крыши.
Ночь давно уже перевалила через середину, а я все еще сидела на прежнем месте, осиянная бледно-голубыми лучами Уны – нашего ночного светила. Возможно, бог Шарро и не наделил меня большим умом, но почему-то мне кажется, что этот бренный мир устроен чрезвычайно гармонично. Как холодная Уна восходит на небе, сменяя жаркий, ярко-красный дневной Сол, так и красота в человеке перемежается с уродством, во многом определяя жизненную стезю своего обладателя.
Завтра, в разгар весеннего равноденствия, согласно древнему обычаю нашего королевства представители всех гильдий соберутся в монастыре богини Банрах, чтобы провести ежегодную церемонию выбора учеников. Тогда-то и решится судьба всех безродных монастырских воспитанников, в том числе и моя… И я снова с горечью подумала о том, что порхающие, может, и позовут меня к себе из простой человеческой жалости, дабы спасти от участи стать кормом для жестокой богини. Ибо другие гильдии меня как пить дать не примут.
Вот уж где-где, а в гильдии Торговцев такие простушки, как я, точно без надобности. Эта община предпочитает приглашать мальчишек, да желательно посмекалистей, похитрей, поизворотливей, способных облапошить кого угодно. Пусть это и спорные качества, но сама-то я никакой пронырливостью совершенно не обладаю, ничего подобного за мной отродясь не водилось, любой из братьев обители подтвердит. Девочек, случалось, тоже выбирали в сообщество торговцев, но на моей памяти с воспитанницами нашего приюта подобного не происходило.
О гильдии Воинов я не мечтала ни дня в жизни, да и, честно говоря, не собиралась мечтать. Бессмысленное это занятие и бесполезное! Гильдия Воинов была не самой малочисленной в Лаганахаре, но все ее представители слыли людьми неординарными, в их закрытой общине действовали строгие порядки и праздное любопытство не поощрялось. В этом нет ничего удивительного: годы неусыпного слежения за порядком, минувшие со дня окончания войны, и былые заслуги гильдии просто обязывали остальных жителей считаться с ее членами и относиться к ним с уважением и даже благоговением. Воины забирали к себе как юношей, так и девушек, но обязательно рослых (я грустно усмехнулась) и развитых физически.
Наиболее многочисленной являлась гильдия Земледелов. Как же я о них забыла? Братья могли бы предложить земледелам мою кандидатуру, ибо я всегда любила животных и растения, и эта любовь была взаимной. Живописуя свои способности, я ничуть не привираю: даже злобный Туки, гигантский сторожевой пес нашего брата кастеляна, переставал рычать при моем приближении и тут же принимался добродушно вилять мохнатым, обильно усеянным репьями хвостом. Да и грядки картофеля, посаженные мною в монастырском саду, давали самый обильный урожай. А еще я с радостью пропалывала огород, носила воду для поливки и возилась с саженцами плодовых деревьев. Я представила себя в центре огромного розария, напоенного ароматом распускающихся бутонов, и рассмеялась повторно, на сей раз чуть веселее.
Я вообще с удовольствием смеялась по любому поводу и, не менее часто, совсем без него, за что большинство сверстников меня откровенно не понимали и недолюбливали, а некоторые без обиняков дразнили «юродивой с Пустоши». Но вот беда, для адептов гильдии Земледелов сила и выносливость важны ничуть не меньше, чем для воинов. А у меня руки похожи на хрупкие тростинки, неспособные поднять ничего тяжелее лейки с водой, да и ростом я не вышла. Нет, не станут вечно обремененные хлопотами земледелы тратить усилия на обучение такой малявки, как я. Ведь нет никакой гарантии, что я еще подрасту и перегоню хотя бы десятилетнего малыша Ринни.
Итак, я педантично, в несколько заходов, снова перебрала в уме все оставшиеся неучтенными гильдии: Целителей, Охотников, Метельщиков, Уравновешивающих. Ох, как ни крути, а остаются только порхающие… По слухам, у них наблюдается постоянный недостаток рабочей силы, ведь многие богатеи почитают за честь взять себе жену, прошедшую такую изощренную школу доставления наслаждений. Но себя не обманешь: кроме ярого нежелания торговать своим телом и подсознательного страха перед лайил у меня имеется еще одна вполне весомая причина, мешающая поступлению в гильдию куртизанок, певиц и танцовщиц.
Несмотря на собираемую нами милостыню и помощь попечительского совета, монастырю вечно не хватало денег, поэтому проживающих в приюте сирот кормили скудно, а одевали и того хуже – в обноски с чужого плеча или в одинаковые серые балахонистые рубашки до пят, сшитые из жесткого полотна. К этой смахивающей на рубище рубахе прилагались пара деревянных башмаков и коричневый шерстяной плащ, днем защищающий от зноя или холода, а ночью выполняющий функцию одеяла. Невзрачные, худые и нелюдимые, словно призраки, приютские воспитанники ничем не отличались друг от друга, напоминая горошины из одного стручка. И лишь мой наряд несколько разнился с одеяниями всех прочих сирот, что вызывало у них пренебрежение и нездоровый интерес.
В тот злополучный день, когда я вынужденно решилась впервые немного изменить свою одежду и, разрезав спину рубашки, пришила к ней небольшую мешковатую заплату, мальчишки долго изумлялись. А их бессменный главарь, черноглазый красавчик Арден, глумливо расхохотался и обозвал меня старой горбатой ведьмой. У меня едва хватило выдержки, чтобы медленно отвернуться и с достоинством (точнее, с его
