и идеальной свежестью каждой черточки, достойной будущего, совершенного правителя всего мира. Бог торжествовал. А рядом, в закрытом хрустальном футляре, невесомо парила в студеном воздухе точеная «Агриэль Алатора» – Морозная игла, одна из священных даг, созданных демиургами, один из клинков, предназначенных для управления течением бытия этого мира, источник жизни и силы всех Детей холода, всего Края Тьмы. И лишь одна, пока еще малозначительная мелочь заметно смущала сытый покой жадного Бога. Он чувствовал присутствие посторонних, врагов – сумевших непонятным путем проникнуть сквозь его сложную магическую защиту, сменившую павшие заклинания демиургов, оберегавшие Край Тьмы. И Бог понимал, что наиболее уязвимым местом его силы является одинокая башня, острая как игла, подпирающая небеса на дальнем фронте территории Геферта – Башня отчаяния. Именно в ней и скучала в заточении его самая важная жертва, его ритуальна невеста – прелестная княжна Лилуилла. Томилась, ожидая сама не ведая чего, пока поиски Пелены богини Аолы не закончатся победой, и Ледяной бог сможет с ее помощью пройти инициацию и обрести настоящую, полноценную жизнь. Но неведомые враги осмелились неожиданно вмешаться в предопределенную участь его невесты… И теперь судьба будущего правителя подвергалась смутной угрозе. Поэтому Бог на миг приоткрыл холодные глаза и сплел короткую цепочку одиночного защитного заклинания, исторгшего бурный вопль ужаса из груди пленной княжны и мерзкое хихиканье из его пока трупно-синих, едва заметно начинавших алеть и наливаться сочной мякотью губ. Ледяной бог злорадствовал…
Не известно где и когда начитавшийся умных книг дракон Эткин, периодически любит пофилософствовать на тему – что разумные существа чаще всего обладают рядом замечательных, ментальных свойств, присущих именно развитому разуму, но значительно усложняющих факт их тихого, ничем не примечательного существования. Скажем, таких как: любопытство, способность ставить превыше всего не реально произошедшие жизненные события, а свою реакцию на них, и конечно же банальная скука – бич любого пытливого ума. Ну, вот к примеру, хотелось бы мне понять – зачем всем нам срочно потребовалось из принципа влезать в эти запутанные приключения, стремясь немного разбавить заедающую нас серую, бытовую рутину? А теперь, как и следовало ожидать, огребли мы закономерных неприятностей на свой хребет по полной программе! На судьбу на свою, безрадостную, мы понимаешь ли жаловались. А откуда нам знать, может ей с нами, шалопаями, тоже не сладко приходится? Надо было раньше думать, куда вляпываемся! Не даром же часто говорят – сначала семь раз отмерь, а потом уже…
– Пока ты семь раз отмеряешь, другие давно отрезать успеют! – насмешливо подсказал красивый мужской голос.
Я тяжело вздохнула, попыталась усилием воли прогнать острую боль, почему-то непрерывно терзающую мои запястья, но не смогла, и вынужденно приоткрыла глаза. Очередное возвращение в мир живых оказалось нерадостным. Я висела на толстой стальной цепи, перекинутой через балку под потолком и прикрепленной к широким наручникам, плотно обхватывавшим мои саднящие и покрытые синяками запястья. Примерно в метре под ногами виднелся утоптанный земляной пол, на котором живописно валялись наши вещи и оружие. Не очень-то приятно придти в сознание и увидеть себя в роли бессильной, обреченной на заклание тушки, находящейся непонятно где. Ситуацию не скрашивала даже ограниченная компания избранных лиц. Или, что больше смахивало на правду – избранная компания ограниченных лиц, это уж как кому угодно называть, потому что на вкус и цвет все краски, безусловно – разные. На расстоянии вытянутой руки от меня, точно в таком же неприглядном виде, обнаружился насмешливо скалящий зубы белокурый принц, правее которого кулем обвисла обморочно постанывающая Гельда.
– Ексель-моксель! И часто ты вслух рассуждаешь? – с любопытством спросил любимый мужчина, заметив, что мой взгляд обрел осмысленность.
– Часто, – откровенно призналась я. – И причем, это почти всего заканчивается чем-нибудь неприятным или страшным.
– Вполне логично, ведь ты и в маске – страшная, и без маски – страшная! – хамовато подмигнул мне белокурый.
– Комплимента от тебя уж точно не дождешься, даже перед смертью, – укорила его я.
– Комплименты – удел слабых мужчин, – небрежно фыркнул принц. – Сильные мужчины всегда говорят правду!
– Поэтому сильные мужчины обычно умирают в очень молодом возрасте! – сердито огрызнулась я.
– Ого! – заливисто хохотнул мой нахальный собеседник. – Придется мне в целях выживания срочно в лжецы податься! Или ты таким бесцеремонным образом в писаные красавицы метишь?
– Кстати о правде, куда это нас забросило? – я решила вежливо уклониться от скользкой темы о моей весьма сомнительной внешней привлекательности.
– Туда, где нас не спасет даже самый преданный друг, – громыхнул цепями недавний недруг. – Кажется, мы в Геферте!
– Ну, я имею достаточное количество друзей для того, чтобы…
– Друзей не иметь надо, – снова развеселился прекрасный шутник. – С ними нужно дружить!
– А с врагами? – с вызовом спросила я, желая намекнуть, что такие товарищи как белокурые – мне вовсе не товарищи.
– О-о-о! – к моему удивлению принц резко махнул связанными ногами, невысоко подбрасывая свое тело в воздухе, и передвигаясь на один рывок ближе ко мне. – Враги…, – мечтательно протянул он, снова напряг мускулы и перепрыгнул еще ближе, скользя цепью по балке. – Враги, радость моя, это великая сила. Лишь судя по боевому и духовному уровню твоих личных врагов можно достоверно сказать, совершил ли сам ты что-то стоящее за прожитые тобой годы. Не зря ли впустую небо коптил. Потому что, чем сильнее твои противники, тем громче твои подвиги! А значит ты, принцесса, – мой самый желанный и любимый враг, ведь о тебе складывают легенды больше похожие на сказки! – Он оказался совсем близко, уверенно (явно действуя совершенно обдуманно, а не по наитию), наклонил увенчанную спутанными локонами голову и ловко поймал своим усмехающимся ртом мои обветренные губы.
Я возмущенно отпрянула:
– Что ты себе позволяешь? Иные упреки звучат как похвалы, а из твоих уст даже похвала хуже злословия…
– Ульрика! – жарко шепнул он, не обращая внимания на мои слова и придвигаясь еще ближе. – Возможно, мы скоро умрем! Благоразумно ли в подобной ситуации лишать себя последней доступной нам радости?
Я не могла не признать, что в чем-то он, безусловно, оказался прав. Но в очередной раз упрямо пошла на поводу у своего строптивого характера, получая от этого огромное удовольствие:
– Ты по-прежнему мой враг – это раз. Мы не на земле, мы висим в воздухе и мы в плену – это два. Ну и три – опасность, неосведомленность и угроза нашей дальнейшей судьбе, отбивают малейшую тягу к любовным утехам.
– Ох уж мне эти женщины, цветы жизни! – немного разочарованно хохотнул белокурый. – Воистину, место им либо в воде, либо в земле. Хотя чую, лично меня, ты первая своей вредностью в могилу загонишь. У меня так наоборот, опасность лишь усиливает сердечное и плотское влечение. Клянусь, – он многообещающе прищурился, – если бы у меня были свободны руки, и мой меч находился поблизости, то я бы еще сильно подумал против кого его стоит повернуть в первую очередь в качестве укрощения, против тебя – несговорчивая моя, или же наших негостеприимных хозяев…
Но я не отвечала.
– Ульрика, ну не молчи ты на меня так сердито, – жалобно попросил принц.
– Цыц, ты можешь не болтать хотя бы минуту и дать мне подумать? – цыкнула я.
– Могу, – радостно согласился он, – если займу рот чем-нибудь другим!
– Займи! – необдуманно предложила я, и он не преминул тут же воспользоваться моим легкомысленным разрешением.
Вишневые, изящно оттененные тонкими черными усиками губы приблизились. И не было в целом мире ничего слаще этого отчаянного, затянувшегося поцелуя двух смертельных врагов, повстречавшихся на краю гибели, в логове ужасных ледяных тварей. Я недоумевала, неужели он не способен сейчас думать о чем-то не фривольном, еще не зная на собственном опыте, как может любовь стать дороже всего на свете. Дороже жизни и здоровья, дороже будущего и настоящего… А возможно, принц просто интуитивно догадывался, что
