надежды, нужно начинать с канализации. Юноша первым скользнул в темное жерло обнаруженного стока, гулко покатившись по извилистой, громыхающей под его тяжестью трубе. Второй в путь отправилась нерешительная Ариэлла, настойчиво подпихиваемая нетерпеливой Оливией. Валькирия закрыла за собой крышку люка и стремглав покатилась вниз, успев услышать шум от падения слетевшей с петель двери склада, наконец-то выбитой озверевшими стригоями. Проваливаясь в темноту, она различила отдаленный звук мощного взрыва и витиевато выругалась, отлично понимая, что самые трудные испытания еще поджидают их впереди. Но к чему теперь сожаления, ведь разве они не догадывались, во что ввязываются?..
— Значит, я — плохая! — скептично фыркала она, кривясь от царящей в желобе вони. — Но если разобраться, в этом тоже есть свои приятные стороны, ибо хорошие девочки попадают на небеса, а плохие туда, куда сами захотят!
Способность принимать правильные решения приходит к нам с опытом, однако, к сожалению, опыт приобретается лишь тогда, когда мы принимаем заведомо неправильные решения. К чести вервольфа, он был отлично осведомлен об этом загадочном парадоксе человеческого мышления, но, увы, не успел воспользоваться ни уже накопленным опытом, ни логикой, ни здравым смыслом. Когда времени на размышления уже не остается, приходится действовать наобум, подвергая себя риску и опасности. Конрад благородно отверг представившийся ему шанс отступить и не сбежал, оставив врагов разбираться с барахтающимся в снегу иереем. Вместо этого он злобно зарычал и молнией метнулся обратно, ударом кулака сметая стригоя, оказавшегося у него на пути. Выстрелом из пистолета, заряженного освященными пулями, он вдребезги разнес череп бойца, навалившегося на отца Григория и мешающего тому выбраться из глубокого сугроба. Откинув безвольное тело мертвого вампира, иерей поднялся, дрожащей ладонью утирая бледные, забрызганные кровью щеки.
— Анафема! — только и произнес он, сумев вложить в это короткое слово массу противоречивых оттенков.
Конрад довольно осклабился.
— Все предельно просто: или мы их пришлепнем, или они нас, — он презрительно пихнул кончиком ботинка труп, картинно распростершийся у него под ногами, — уделают. Или пацифисты имеют что-то против? — Он бесшабашно уставился на иерея, нагло улыбаясь во весь рот.
— Боже упаси! — оптимистично перекрестился отец Григорий, все еще находящийся под впечатлением недавней расправы. — Красота и массовые расстрелы спасут мир.
Конрад раскрыл рот, намереваясь ввернуть что-нибудь в тему, но тут до их слуха донесся шум от слаженного топота множества ног, синхронно ударяющих в мерзлую землю. И этот шум приближался…
— Бежим! — вервольф, не мешкая более, ультимативно сграбастал священника за рукав телогрейки и поволок за собой.
За несколько минут, демонстрируя завидную прыть и строча ногами чаще пары швейных машинок, они сумели обогнуть длинное крыло палаццо и выскочили на широкий внутренний двор, переоборудованный под миниатюрную вертолетную площадку. На частично разметенном асфальтированном прямоугольнике красовались четыре геликоптера: ремонтируемый, со снятым винтом; большой грузовой, обставленный штабелями каких-то ящиков и коробок; красивый как игрушка вороной вертолет «Черная акула», буквально завороживший оборотня своими хищными очертаниями, и серебристо-зеленый военно-грузовой Ми-28.
— Берем черный! — мгновенно сделав правильный выбор, не предложил, а приказал фон Майер, бегом направляясь к вожделенному летательному аппарату. — Он двухместный, скоростной и маневренный, мигом в Словению до Чейта долетим.
Возле вертолета он заметил невысокую женскую фигурку, заполошно метнувшуюся в сторону при их приближении. «Какого дьявола она там делала?» — немного отвлеченно удивился он, ибо вспугнутая им девушка выбралась откуда-то из-под днища «Акулы» и со всех ног бросилась прочь, в сторону дома, визжа на близкой к ультразвуку ноте. Вервольф поморщился, частично по причине заинтригованности, а частично от жуткого, ввинчивающегося в мозг звука, бьющего по барабанным перепонкам. Но размышлять было некогда, ибо за его спиной хрипло дышал запыхавшийся от бега священник, а из-за угла уже выскочили пять-шесть преследователей. Поэтому оборотень быстро выбросил из головы неуместные сейчас теории и, толкнув отца Григория за дощатый ящике каким-то грузом, метнул в преследователей выхваченную из подсумка гранату. От взрыва у него чуть не заложило уши, а глаза заслезились от яркой вспышки багрового пламени, взвившегося до уровня второго этажа палаццо. Из окон со звоном посыпались выбитые ударной волной стекла, где-то внутри здания басовито завыла запоздало сработавшая сигнализация. А потом все подозрительно быстро затихло, лишь потрескивал огонь, пожирающий загубленную деревянную тару.
— Благолепно-то как, — с чувством облегчения произнес выползший из-за ящика отец Григорий, по самые уши перемазанный маслянисто отблескивающей черной копотью. — Аж до умиления!
— Тихо, как в морге! — бодро уточнил вервольф, театрально отряхивая ладони от несуществующей грязи. — Впрочем, не надейся, это долго не протянется. Пуля дура, а граната вообще идиотка, поэтому через пару секунд мы будем иметь сомнительное счастье наблюдать здесь всех стригоев Рима!
— Даже так? — недоверчиво приподнял брови иерей, неописуемо комичный, ибо его всклокоченные волосы слиплись в два торчащих вверх колтуна, делая священника похожим на сказочного черта. — Вот анафема!
Конрад заразительно расхохотался, упиваясь этим, доселе еще не испытанным выбросом адреналина в кровь, запахом гари и мыслью, что Селестина находится где-то здесь, совсем рядом, в этом нарядном палаццо. Но эйфория продолжалась совсем недолго, ибо из задней двери палаццо вышел одетый в черную форму стригой и, успокаивающе подняв руки, двинулся прямо на Конрада.
— Эй, вервольф, — громко крикнул он, — помнишь меня? Я Жан Лагаскур, телохранитель повелительницы. Когда-то ты вполне по-дружески общался с некоторыми из моих бойцов. Так зачем же ты устроил нам настоящую бойню?
— Я? — дурачась, простецки переспросил оборотень. — Да ну, брось, какие могут быть разборки между настоящими друзьями? Так, пустяковые мелочи: слегка подбитый глазик, сломанный пальчик, легкая черепно-мозговая травмочка. — Он даже не пытался смягчить свои откровенно издевательские интонации.
— Сложи оружие, и я гарантирую тебе неприкосновенность. Госпожа желает поговорить с тобой. — В голосе Лагаскура прорезался металл.
— Первым здоровается тот, у кого слабее нервы, — доверительно сообщил оборотень, изящно отставляя правую ногу и принимая нарочито небрежную позу. — А ты разве не знал? Кстати, имей в виду, я никогда не считал тебя шибко умным или талантливым, Жан.
— Повелительница ждет! — стараясь не вспылить, сдержанным тоном напомнил стригой.
— А не о чем мне с ней балакать, — уничижительно усмехнулся Конрад. — Мне от нее ничего не нужно, и если она не станет мне препятствовать, то я в свою очередь обещаю не создавать ей дополнительных проблем. Потому что… — навострив уши, он прислушался к доносящейся из палаццо автоматной канонаде, — у нее и своих забот хватает! — В его голосе прозвучала нескрываемая издевка. — Логично?
Лагаскур не отвечал, очевидно переваривая услышанное.
— Рассказывают, будто Аристотель, когда придумал логику, на радостях велел заколоть сорок баранов и устроил пир. С тех пор бараны логику не любят! — продолжал упражняться в остроумии вервольф. — Ну так как, баран, ты со мной согласен?
— Ах ты сволочь! — возмущенно заорал Лагаскур, хватаясь за свой автомат и направляя его дуло в грудь дерзкому чужаку. — Ты еще смеешь ставить условия?
— Смею! — эхом откликнулся Конрад, поднимая зажатый в руке пистолет и наставляя его на противника. Его указательный палец выжидающе замер на спусковом крючке «люгера». — Мне искренне жаль вашу заигравшуюся в войну госпожу, а посему я готов уйти отсюда тихо и мирно, конечно, лишь в том случае, если вы отдадите мне один из своих вертолетов.
— Чего, вертолет? — растерянно переспросил стригой, ошеломленный подобной дерзостью. — Слушай, а гроб дубовый с золочеными ручками ты, случаем, не хочешь? Зачем тебе понадобился наш
