А старый рыбак откинул холстинку с ведра и под гул общего одобрения высыпал живых упитанных карасей в бидон.
— От всего сердца это! Отказываться не положено, — сказал и председатель колхоза. Бидон с подарком поставили в мою кабину.
— Ну что же, уж если так получилось. Большое спасибо вам, друзья. Сдадим в столовую аэропорта, — с благодарной улыбкой сказал Роматовский и крепко пожал рыбакам руки.
Взлет. Роматовский развернул машину и, сделав над толпой провожающих круг, приветливо покачал крыльями зеленой стрекозы.
Прошло два года. Транспортировка карпят на самолете стала обычной. Все чаще и чаще подавалась команда пилотов «К запуску!» для машин с необычным живым грузом. Все чаще в отдаленных точках области люди встречали рыбовода и пилота восторженными криками: «Мальки прилетели!» Все чаще карпята шли воздушными тропами, чтобы освоить голубую целину!
Помнится такой случай. Летели в Варненский район. Пилотировал Яковлев — плотный, на вид медлительный, но опытный и решительный.
Подлетели к нужному поселку. Зарыбляемое озеро было небольшое. У деревни раскинулось несколько водоемов.
— Которое наше? — спросил меня Яковлев.
— Не знаю... Перепутать можно. Давайте сядем и спросим, — предложил я.
Сели... Как водится, сбежался народ. Подъехал на вороном жеребце и председатель колхоза. Он поздоровался и сказал:
— А мы вас с самого утра поджидаем!
-— Спасибо, но где зарыбляемое озеро? Мы его не знаем и сели, чтобы спросить, — ответил я.
— В четырех километрах, во-о-н, как раз на солнце. Там вас тоже народ ждет и встречает председатель сельсовета.
— Да? Хорошо. Вы сейчас поскорее поезжайте туда на лошади, чтобы подписать акт выпуска рыбы, а мы поднимемся и перелетим, — предложил Яковлев.
В толпе раздался веселый смех, послышались шутки.
— Запарится твой воронко, Иван Васильевич, с самолетом тягаться трудно!
— Ничего, выдержит, — так же весело и дружелюбно ответил председатель, затем вскочил в тарантас и уехал.
Самолет взлетел. Когда делали круг и разворачивались на солнце, увидели сверху, как напористо шел вороной...
— А жеребчик бежит неплохо, — сказал я в трубку.
— Резвая лошадка, — ответил пилот.
Подлетая к озеру, заметили, что там действительно толпа колхозников, а в середине намеченной посадочной площадки стоит жердь с большим красным флагом. Площадка была маленькой, узкой, кругом окаймленной болотными кочками.
Яковлев снизился почти до земли и, пролетая мимо, громко крикнул:
— Уберите флаг!
Развернувшись обратно, увидали, что народ площадку освободил, а жердина с флагом стоит на том же месте и какой-то мужчина, широко расставив ноги, уцепился за нее руками...
Пилот еще дважды пролетал рядом, махал рукой и громко кричал, чтобы убрали препятствие, но бесполезно! Видя, что самолет крутится, выбирая место посадки, народ разбежался далеко по сторонам, а герой с флагом продолжал стоять в середине площадки, словно решив умереть, но не отступать.
— Ну что будем делать? Как убрать этого болвана? — возмущенно кричал в трубку Яковлев, снова разворачивая машину.
Эта история походила уже на анекдот, и я расхохотался.
— Надо садиться... Вон воронко уж к озеру подбегает, — наконец ободрительно ответил я в трубку, готовясь к посадке и крепко закрывая крышками горловины бидонов...
И Яковлев решился на рискованную посадку! Он начал осторожно, издали и низко подходить к площадке. И как только колеса прошли над крайними кочками, посадил машину. Толчок, второй... Серебристая птица проскочила совсем рядом с жердиной. Но вот опять резкий толчок, и мы остановились,
— Сломали машину?! — возбужденно выкрикнул я, выбираясь на крыло.
Необычно резво для своей комплекции вылез из кабины и пилот. Он нырнул под самолет в поисках поломки. Народ с шумом бежал к нам. Яковлев, красный как кумач, показался у хвоста, коротко объяснил:
— Ничего пока не обнаружил. Мы разрезали большую кочку. А в центре площадки, где торчит эта проклятая жердина, ровный лужок.
Можете представить, какой «милый» разговор произошел затем между пилотом и владельцем флага, которым и оказался председатель сельсовета! Наконец я вмешался в этот шум и умиротворяюще сказал:
— Ну ладно. Что произошло, того не исправить. Теперь председатель знает, как надо и как не надо встречать самолет. Начнем, товарищи, выпуск рыбы. Вот и председатель колхоза подкатил!
К самолету подбежал взмыленный воронко. Председатель колхоза по-молодецки соскочил с тарантаса, обтер лошадь клочком травы, сказал ближнему колхознику:
— Митрич, поводи жеребца в сторонке, пусть передохнет. Запарились чуток!
Тяжелое, напряженное до того молчание колхозников, вызванное стычкой пилота с предсельсовета, разрядилось дружным смехом и шутками.
Рыбу выпустили, документы оформили. Яковлев подошел ко мне, тихо сказал:
— Взлет рискованный. Вы бы лучше уехали с председателем в деревню на лошади. Я там сяду и заберу вас.
— Нет, зачем же так? Полетим сразу вместе.
Пилот распорядился убрать жердину с флагом.
Обошел и внимательно осмотрел всю площадку.
Мы благополучно взлетели, но наши тревоги на этом не закончились. Вскоре нас накрыла большая туча с сильным встречным ветром, дождем, молнией и громом. Самолет бросало, как щепку на волнах. Жуткая болтанка... Спасенья не было ни у земли, ни в высоте. Машину то клало на крыло, то резко прижимало вниз или подбрасывало. Летели со скоростью сорок — пятьдесят километров в час.
Когда приземлились в аэропорту и вылезли из кабин, как-то невольно крепко пожали друг другу руки. Яковлев сказал:
— Машина, я и вы походим сегодня на выжатый лимон.
— Да... Но завтра полетим?
— Обязательно!
Однажды возвращались из Чебаркульского района, где зарыбляли озеро Мисяш. Пилотировал Вася Романов. Жизнерадостный, худощавый парень с богатой русой шевелюрой... Ветер был попутный, Вася «нажимал», и самолет шел со скоростью сто восемьдесят километров в час. Это был четвертый рейс подряд. Утомленный, я опустил голову на грудь и дремал. Вдруг меня толкнуло вперед и стукнуло носом в бидон... «Что такое? Уже посадка?» — подумал я и взглянул в кабину пилота. Там увидал улыбающееся лицо Васи, который в переговорную трубку сказал:
— Простите меня. Это я нарочно подбросил самолет, чтобы разбудить вас. Не спите, а то и мне хочется.
