смотришь, когда бреешься?!»
Она бросила бы его сразу, если бы у него не было денег.
Леночка была сказочно хороша собой, и на поддержание этой сказочной красоты требовались средства, и немалые. Почему-то, несмотря на буйную красу, желающих содержать ее постоянно не находилось, но она была оптимисткой и твердо верила, что в один прекрасный день все-таки уведет Билла Гейтса у его тупой американской женушки.
Иван был кредитной карточкой, по которой Степан постоянно выплачивал Леночке деньги. «В конце концов, если бы не я, – говорила она весело, – у тебя никогда не было бы детей! А так… пожалуйста! И у тебя есть ребенок, как у всех нормальных людей. Ты ценишь мое благородство? Я даже фигуру не пожалела!»
Степан ненавидел ее и не мог отказать, когда ей приходила прихоть позвать его в постель.
– У Ивана в школе какие-то проблемы, – выдавил Степан неизвестно зачем.
– Господи, да у них всегда сплошные проблемы, – очевидно, она имела в виду детей, – и чем дальше, тем больше. Смотри, Степка, он через год-другой начнет девчонок водить, вот тогда ты попляшешь! Будешь график устанавливать, когда ты трахаешься, а когда он, как в кино, где этот… как его… ну толстый такой… ну еще они вдвоем… Ширвиндт, вот кто!
Почему-то Степану была отвратительна мысль о том, что Иван станет приводить домой каких-то там девчонок. Леночка была большая мастерица вызывать в людях отвратительные чувства.
– Слушай, а чего ты его не отдашь в интернат? – спросила Леночка неожиданно. – Так сейчас все делают, с ними давно уже никто не валандается так, как ты. – Очевидно, она снова имела в виду детей. – Или тебе заняться нечем? Если нечем, то приезжай ко мне, Степочка, миленький…
– Я переведу тебе денег, – пообещал Степан с ненавистью. – Все, Лен. Пока.
– Нет, не пока! – засмеялась Леночка. – Хочешь, я найду ему интернат? Я как раз вчера встретилась с одной девчонкой, которая содержит элитный интернат. Она замужем за Маратиком. Помнишь Маратика?
Степан не помнил никакого Маратика.
– И ему проще будет. Он должен к самостоятельной жизни привыкать!
– Лен, не будет никакого Маратика и интернатика! Надо тебе, сама туда устройся. Ты бы лучше в школу к нему заехала. У них праздник намечается через неделю. А?
– Ой, ну зачем я поеду, – заканючила Леночка, которой совершенно не улыбалось проторчать полдня в какой-то никому не нужной школе, – что мне там делать? С толстожопыми мамашами языком чесать?! Это совсем не в моем духе, ты же знаешь! Только время убивать, а у меня его совсем нет…
– На Ивана бы посмотрела…
– Степ, ну что мне на него смотреть! Только нервировать. И вообще… что ты пристал?! – Еще она виртуозно умела как-то так повернуть любой разговор, что Степан оказывался виноватым. – Ну что? Договорились? Ты сегодня заедешь?
Степан молчал.
– Ну неужели твоя нянька не может лишних два часа побыть с ним? – спросила Леночка. Она почти никогда не называла Ивана по имени. – А я уже вино купила и из ванны целый день не вылезаю… Я же отлично знаю, какие Степочка запахи любит, какие трусики… Приезжай, дорогой!..
– У тебя что, на сегодняшний вечер нет партнера для спаривания? – спросил Степан грубо, но Леночка нисколько не обиделась.
– Но ты же мой самый старый, самый постоянный партнер, Степа! Приезжай, я жду! – И прежде чем она положила трубку, Степан услышал ее удовлетворенный смешок, из которого явствовало, что у нее нет никаких сомнений в том, что он уже в полной боевой готовности и от нетерпения и предвкушения встречи вовсю бьет копытом.
Ему очень хотелось что-нибудь швырнуть или разбить, поэтому он с преувеличенной осторожностью пристроил на край стола трубку мобильника. Если он ее сейчас кинет в стену, придется ехать за новым, а у него нет на это времени. У него труп в котловане, и Ивана отчисляют из школы.
В дверь осторожно поскреблись.
– Можно?
Зашла Саша с подносом в руках. На подносе вкусно дымился чай и горкой лежали какие-то аппетитные бутерброды.
Конечно, она слышала, как он спрашивал Леночку про спаривание…
– Я сама заварила, – объяснила Саша свое появление. – Зина… плохо себя чувствует.
– Зина в курином обмороке пребывает, – просунув в дверь длинный нос, уточнил Чернов. Все ясно. Они слышали разговор и теперь пытались его утешать. Дураки. – Она в куриный обморок погрузилась сразу после отъезда Эркюля Пуаро. И до сих пор в нем.
– Саш, – сказал Степан холодно, – ты уже полчаса назад должна была в Москву уехать. Что происходит? Или я уже не начальник?
– Мне нужно было позвонить, – объяснила Саша туманно. – Кроме того, ты же чай просил.
– Чай ты мне уже дала! – рявкнул Степан. – Хватит дурака валять! Давайте уже немного поработаем.
Проводив глазами Сашу, выскочившую из кабинета так, будто она решила поставить рекорд в беге с препятствиями, Чернов проговорил тихо:
– Зря ты так, Степан. Не только Зина не в себе, Саша тоже. Не видишь, что ли?
