упрямством и поэтому в конце концов сообразил, как именно можно защитить дом от «неразумных хазар» во время долгих зимне-осенних простоев. Он построил на участке флигель, больше напоминавший теремок из сказки, и поселил в нем отставного десантного полковника с женой. У десантного полковника был вполне легальный «Калашников», о чем моментально стало известно всем окрестным бомжам и лихим людям. Проверять полковничью меткость почему-то до сих пор никому не захотелось, и дом всю зиму отдыхал в полной безопасности, а летом в него наезжал Степан – иногда вдвоем с Иваном, иногда с большими компаниями. Иван любил Озера больше любых самых распрекрасных заграниц. Степан разделял его точку зрения, и они отлично проводили там время. Жаль только, что времени у Степана становилось все меньше и меньше.
– Па-ап! – позвали из ванной. – А пап!
– Ну что?
– Ты меня не возьмешь в Озера?
– Да ну тебя к дьяволу, – сказал Степан довольно миролюбиво. – Что я, зверь, что ли? Когда это я тебя не брал?
– Ну… из-за этого… Из-за школы…
– Иван, нельзя быть таким трусом. – Степан через голову стянул майку и двинул в сторону дверь шкафа. Что бы такое надеть, чтобы было не слишком жарко, не слишком холодно и выглядело не слишком официально и не слишком затрапезно? – Чем мучиться, лучше бы сразу сказал, и все. И это не имеет никакого отношения к Озерам, понимаешь? Школа школой, Озера Озерами…
– Пап, телефон!
– Слышу я…
Он кинул на диван вытащенную из шкафа рубаху и ринулся в кухню, где забыл трубку. Телефон вопил, словно звонили из Америки.
– Алло!
Молчание, шуршание и писк.
– Алло, я ничего не слышу!
– Павлик, это я, – вдруг сказал Степану в самое ухо взволнованный голос. – Хорошо, что ты еще не ушел…
Чернов называл Степана Павликом, наверное, раз в несколько лет. И поводы были более чем серьезные.
– Что случилось? Черный, ты откуда?
– Из Сафонова я, – ответил Чернов, и голос у него на самом деле был странный. – Ты ребенка в школу везешь?
– Да что, блин, случилось, ты можешь сказать или нет?!
– У нас в котловане труп, Павлик. Самый натуральный и вполне свеженький, если я хоть что-то понимаю в трупах. Так что прямо сюда приезжай, когда Ивана завезешь…
Степан сел.
– Что у нас… в котловане? – переспросил он осторожно.
– Труп, Павлик, – повторил Чернов тихо, но отчетливо. – И не тешь себя напрасными надеждами – в вытрезвителе я вчера не ночевал и галлюцинациями не страдаю. Приезжай быстрей.
Павел Андреевич Степанов, которого друзья и враги называли исключительно Степаном, за долгие годы пребывания в бизнесе научился отличать выдуманные проблемы от настоящих. Это было очень важно, потому что проблемы никогда не кончались и решить их все не было никакой возможности. Имело смысл решать только настоящие.
Сейчас – Степан понял это очень отчетливо – проблема была самой настоящей.
– Ты чего? – помолчав немного, спросил в трубке Чернов. – Или в обморок упал?
– Нет, – ответил Степан сквозь зубы, – не упал. Кто-то из наших?
– Да в том-то все и дело, что да, – сказал Чернов с досадой. – Володька Муркин. Помнишь такого? Ну, вечно грязный, суетливый. Противный. Помнишь? Похож на бывшего научного работника. Я не пойму никак, что с ним… Вроде водку он не так чтоб очень жрал…
– А что с ним? – спросил Степан, одним ухом прислушиваясь к Ивану, который зашнуровывал кроссовки, пел песню и кряхтел совсем по-взрослому. Эти звуки очень успокаивали Степана.
– Лежит башкой на бетонном блоке, который позавчера в котлован свалили. Ну… и все. Крови не видно, да я близко-то и не подходил…
– А может, он жив? – спросил Степан, закрыл глаза и крепко потер их пальцами.
– Пап! – ахнул Иван издалека. – Ты что, еще не одевался?
– Нет, Паш, – сказал Чернов печально. – Не жив он.
– Точно?
– Точно.
– Па-па! Па-ап! Ты чего не одеваешься?! Нам ехать пора! Пап, ты где?
– Милицию вызвали?
– Нет еще. – Чернов, похоже, прикрыл трубку ладонью. – Я решил сначала тебе позвонить. Сейчас вызову. Ты когда приедешь?
