бояться все двадцать четыре часа в сутки.
Невозможно.
Ни одна работа, ни один репортаж, даже самый блестящий, этого не стоит.
Потом все пятеро вскочили в свои машины, как-то разом, моментально – и уехали.
Пыль заклубилась, заволакивая красные фонари тормозных огней, и расширяющийся конусами свет фар запрыгал по склону темных гор.
Гийом запустил двигатель, резко сдал назад и поехал в другую сторону, вниз и вправо.
Откуда он знает, куда ехать? Кругом все одинаковое, а в темноте вообще ничего нельзя разобрать!
Машину сильно трясло, сидеть было очень неудобно, и Ольга не сразу сообразила, что по-прежнему стискивает кулаки, вместо того чтобы держаться хоть за что-нибудь!
Она взялась за ручку на двери, из которой торчали виниловые кишки, радуясь тому, что это обычная автомобильная ручка, привычная и гладкая на ощупь.
– Что им было нужно?! И кто это?!..
– Никто. Крестьяне.
– С автоматами и на джипах?!
– Здесь все с автоматами и на джипах, леди. Здесь война.
– Я знаю, черт побери! – крикнула она. – Я спрашиваю, что им было нужно?!
Гийом выкрутил руль и нажал на газ. «Уазик» хрюкнул и рванулся вперед, не разбирая дороги. Впрочем, какие дороги?!
– Они ищут каких-то людей. У этих людей информация, которая нужна… той стороне.
– Какой стороне?!
– Фахиму.
Ольга не стала переспрашивать – она понятия не имела, кто такой Фахим и что за «информацию» он может искать в горах, да еще под американским обстрелом.
Она не спросила, но Гийом сбоку быстро посмотрел на нее – понял, что не знает.
Журналистка чертова! Профессионал!..
– Фахим – командир самого крупного в этих местах отряда. Правая рука муллы Омара.
Ого! Мулла Омар – идеолог движения Талибан. Наверное, этот Фахим – большая шишка.
– Говорят, что он единственный, кто знает в лицо Аль Акбара. Информацию, которую он ищет, нужна именно Акбару.
– А… эти люди? Талибы?
Он ничего не ответил, и Ольга поняла, что вопрос глуп.
Гражданская война. Конечно.
Сегодня они талибы, завтра – моджахеды, послезавтра – воины Северного Альянса, а если образуется Южный, через три дня они станут его воинами. При этом все они – просто крестьяне.
Крестьяне возделывают поля.
Что это за поле, которое нужно вспахивать с помощью «калашей», «винтов» и кривых, зазубренных ножей, специально предназначенных для того, чтобы выворачивать кишки?! Что вырастет на таком поле?!
Уже совсем стемнело, когда они добрались до камышовой будки, откуда уезжали. Журналистов не было видно, и лошадей, на которых они переправлялись через реку, тоже, зато возле пыльной коричневой стены курил Ники. Фары «уазика» выхватили его из темноты, словно моментальное фото, – чернота, ночь, стена и Ольгин оператор, моментально приставивший ладонь козырьком к глазам.
Гийом остановил машину, но двигатель не выключил и фары не погасил. И сам из машины почему-то не вышел.
– Спасибо, – неловко сказала Ольга. – Так что насчет интервью?
Ники далеко в сторону отбросил сигарету – она прочертила в темноте длинную оранжевую дугу – и быстро пошел к машине.
– Никаких интервью, – ответил Гийом твердо. – Этот человек с вами?
– Где ты была?!
– Ники.
– Где ты была, я тебя спрашиваю?!
– Он с вами?
– Со мной, – согласилась Ольга со вздохом. Ей было смешно и немножко страшно – она еще никогда не видела Ники Беляева в таком гневе.
– Я, черт побери, с ней, – заорал он по-английски, – и я, черт побери, за последние полчаса чуть не сдох! Ты что?! Ненормальная, в конце-то концов?! – со слова «ненормальная» он почему-то перешел на русский, и Ольга вдруг подумала быстро, что он непременно чем-нибудь в нее швырнет. – Я не знаю, где ты! Халед, придурок, тоже не знает! Здесь никто не знает, была ли ты вообще! Все журналюги давно уехали!
