– Ну как? Он же тебя присмотрел! Мы так поняли, что для себя…
Даша поглядела на онемевшую от удивления Ольгу как на заморское чудо:
– А ты не въехала, что ли? Дима у нас в этом смысле без комплексов. Я, между прочим, тоже была его большой любовью. Сто десятой по счету. Счет мелких не ведется.
– И… что?
– Да ничего, – Дарья беззаботно пожала плечами. – Сейчас идет активный поиск сто одиннадцатой.
Для Дарьи роман с Грозовским стал, может, и не сто десятой, но уж точно не первой большой любовью. Первая большая любовь у нее случилась в четырнадцать. Она без памяти влюбилась в приятеля своего беспутного отца – такого же талантливого и такого же беспутного. Любимый был старше на двадцать три года. Он научил Дарью правильно выбирать белье, смешивать водку с кокаином, трезво смотреть на вещи и заботиться только о себе.
Роман с Грозовским был одним из многих. Слава богу, не первым и – Дарья это знала совершенно точно – не последним.
– И ты с ним все-таки работаешь?! После всего… После того…
– А что такого-то? Ну, был роман, ну вышел весь. Я не Катерина из «Грозы». Топиться мне никакого резона нет, да и неохота, если честно. Мужик и есть мужик, на мою долю уж точно еще достанется.
У Ольги такое в голове не укладывалось. Она привыкла считать, что любовь – если она большая и настоящая – бывает раз в жизни, а вовсе не сто десять и не сто одиннадцать, не считая мелочи. Когда ее единственная и неповторимая любовь кончилась, Ольга чуть не сошла с ума. И, уж конечно, никого и никогда она больше не сможет полюбить. А Даша совершенно спокойно, в рамках светской болтовни между двумя чашками кофе, говорит о романе с Грозовским, который был, да весь вышел. И, похоже, ее это ничуть не задевает. С ума сойти можно…
Дома Ольга выдвинула колченогий стол из угла в центр комнаты, сняла абажур с люстры, а на стол водрузила настольную лампу. Получилось вполне сносное рабочее место с нормальным освещением.
Даша сказала, можно съездить домой, только сперва нужно переделать йогурты и творожные сырки. Значит, она должна быстро переделать. Значит – переделает. На кровати, как обычно, сидел Машкин слоненок… Машка… Если все получится, Ольга их увидит, совсем скоро… Стоп! Нельзя отвлекаться! Сейчас она должна выбросить из головы все, то есть абсолютно все, и сосредоточиться на работе.
Легко сказать! Сколько бы Ольга ни твердила себе, что нужно сконцентрироваться и не отвлекаться, она все равно постоянно возвращалась к мыслям о детях. О том, как они могли бы зажить вместе, о том, как Ольга снова заботилась бы о них, укладывала спать, водила в театр… Все вместе они ходили бы в крошечное кафе с бархатными креслами, ели бы воздушные пирожные с клубникой… Стоп! А почему бы?.. Ну конечно, ведь это просто, как она раньше не догадалась! Ольга схватила Машкиного слона и водрузила на рабочий стол. Кажется, она знает, как сделать, чтобы йогурты и творожные сырки брали за душу!
За дверью послышались возня, пьяные крики, потом что-то упало…
– Эй, лимита казанская, открывай! Я ж знаю, что ты там! Открывай, говорю!
Ну, понятно. «Тихий интеллигентный» сосед где-то денег раздобыл. Праздник души у него.
Сосед снова заорал фальцетом, потом вступил чей-то пропитой бас, забубнил нечто успокаивающее. Снова грохнуло – видать, кто-то из приятелей «интеллигентного» Толика не справился с управлением и налетел на косяк. Толик все не унимался:
– Да она меня, коренного москвича-пролетария, не уважает! Она мне в морду плюет! Она меня в упор не видит, лимита колхозная! Плесень! Я те покажу, как хорошего мужика забижать! Я ваше нутро бабское изучи-ил!..
Толик заколотил в дверь со всей дури. Господи, как же он надоел! Один раз, когда Толик особенно развоевался, Ольга пригрозила ему вызвать милицию. Толик на это выразился в том духе, что, мол, давай зови, они тебя, лимиту беспаспортную, быстро на сто первый километр спровадят. На самом деле у Ольги и договор аренды имелся, и регистрация, так что в милицию она все-таки позвонила. И милиция даже приехала. Только оказалось, что забирать Толика не за что. Он никого не избил, ничего не сломал, то есть никакого правонарушения не совершил. На том и распрощались. После этого Толик ходил гоголем и включил в свой постоянный репертуар новый пассаж про то, что милиция коренному москвичу завсегда подруга и мать родная и ничего соседка (лимита казанская) с ним, пролетарием умственного труда, не сделает.
…Ольга включила радио, повертела настройку. На коротких волнах передавали Первый концерт Чайковского. Ну что ж, пусть будет Чайковский. Это значительно лучше, чем слушать вопли Толика. Что-то он сегодня не на шутку разошелся, дверь бы не высадил… Что делать, если «интеллигентный» сосед таки вышибет дверь, Ольга решительно не знала. Чтобы было не так страшно, она включила Петра Ильича на полную мощность и с головой погрузилась в работу.
Ольга работала всю ночь. В офисе она первым делом нацедила себе большую кружку крепкого кофе. Голова была необыкновенно ясная, но в глаза будто песку насыпали.
Ольга заглянула к Вадиму за перегородку. Тот сидел за компьютером, как всегда, прижав мобильник плечом к уху, и рассказывал своей очередной подружке про вчерашнюю презентацию:
– Нет, не стал дожидаться… Уехал. Слишком пафосно. На одного Панина и можно смотреть…
Ольга постучала по перегородке:
– Вадик. Я хочу показать тебе эскизы.
– Какие? Нет, это я не тебе…
– Йогуртовые и сырочные.
Вадим быстренько распрощался с подружкой, крутанулся в кресле:
– Давай показывай!
Ольга принялась раскладывать на столе рисунки.
– Я решила, что пусть это будет семейная реклама, – объясняла она. – Смотри. Вот мама, папа и слоненок. Идея заботы и силы. Слоненок ест йогурт, растет и скоро станет таким большим, как папа. А йогурт нежный, как мамина забота.
Вадим взял рисунок со слоненком, повертел в руках:
– Слоненок забавный.
– У моей дочки такой! – Ольга явно воодушевилась. – Можно провести конкурс на лучшее имя для слоненка. И еще можно разыгрывать путешествие в слоновый питомник. Ты не знаешь, где водятся слоны?
– Чего тут знать-то? В Индии, в Африке, на Шри-Ланке…
– Ну, значит, туда, – согласилась Ольга. – Можно предложить заказчику, чтобы они объявили о розыгрыше. А вот карта для упаковки «Путешествие на родину слонов».
Вадим скривился:
– Слушай, как-то это все… Больно сахарно.
– Как? – не поняла Ольга.
– Сахарно. Сплошной сироп. И семья, и путешествие, и мама с папой… Прошлый век. Все это было хорошо пятьдесят лет назад. Тогда семейные ценности были в фаворе. Сейчас рулят вампиры, скелетоны и кровавые жабы-людоеды с Марса. А добропорядочное семейство слонов… Ты уверена, что современным детям оно надо?
– Я уверена, что это всем надо, не только детям. Когда у тебя нормальная семья, ты знаешь, зачем живешь.
Вадим покачал головой, изображая крайнюю степень разочарования тем, что в их чудесную, прогрессивную контору затесалась такая поклонница заплесневевших семейных ценностей.
– Ладно… Оставь мне, я Грозовскому покажу. Не знаю, поймет ли нас заказчик…
– Я на три дня уеду. Меня Дарья отпустила.
– Да уж знаю, – Вадим снова сокрушенно покачал головой. – Ты же у нас, оказывается, многодетная мать. Носитель этих самых семейных ценностей… Ты езжай, езжай, я Грозовскому все передам…
Когда Ольга ушла, Вадим снова придвинул к себе стопку рисунков про слоненка. Черт бы побрал эту курицу в ботах! Слоненок был отличный. Десять баллов. И слоненок, и мамаша-слониха, и папа-слон… Во всех рисунках этой урюпинской тетки – очень простых, очень наивных – присутствовал тот загадочный
