– Какого моего отдела?!
– Я тебя повышаю. – Грозовский довольно оскалился, продемонстрировав два ряда великолепных зубов. – Как хорошего работника. Ты теперь будешь начальником отдела. И твой отдел вот прямо с понедельника начинает заниматься «Строймастером», и его корпоративной рекламой, и его бурбоном и монстром, и всеми остальными прелестями. Готова?
Ольга была совершенно не готова к такому повороту. Что значит с понедельника? Какой, к чертям, отдел? Каким еще начальником? У нее уже есть начальница – Дарья. Но Грозовский объяснил, что Дарья это место занимала временно, была, так сказать, ИО, исполняла обязанности. Грозовский ей сразу сказал: на начальника ты не тянешь. Да она и сама не дура. Все понимает.
– Кроме того, «Строймастер» может вытянуть только гений. А гений у нас в конторе один – это ты. Ты справишься, я знаю.
Ольга принялась отнекиваться. Она никогда не имела дела с бурбонами и монстрами, да еще с такими, у которых денег куры не клюют. И ужасно трусила.
– Да ладно тебе! – Грозовский ее пессимизма не разделял. – У меня вон тоже денег куры не клюют. Но я же душка? В общем и целом? И вообще: ты у нас девушка закаленная, и детей тебе с этим строймастером не крестить. Так что давай. Вперед. Чего ты в панику ударилась?
Ольга замялась:
– Н-не знаю. Пожалуй, неожиданно очень все…
Но Грозовский считал, что вся прелесть как раз в том, когда неожиданно. Он заказал какое-то особенное вино – урожая то ли 78-го, то ли 87-го года – и долго объяснял Ольге, чем хорош именно этот год и как правильно такое вино пить, чтобы распробовать букет. Ольга, правда, все равно никакого особенного букета не почувствовала. Вино было терпкое, чуть кисловатое, легкое. Но, видимо, все-таки что-то такое в урожае 78-го года было, потому что после второго бокала Ольга совершенно перестала бояться монстра и бурбона из «Строймастера».
Потом Грозовский вел ее к машине, придерживая за талию, и она сквозь одежду чувствовала его руку – очень мужскую руку.
– Я так понимаю, что должен целомудренно отвезти тебя домой. И интим не предлагать, правильно?
Рука чуть продвинулась вверх. Ольга улыбнулась:
– Мы же сразу решили.
– Ну да, ну да… – Грозовский говорил тихо, в самое ухо. – Когда ты в первый раз пришла и ни за что не соглашалась уволиться со своего консервного завода…
– Швейной фабрики…
– И у тебя такая кофточка была романтическая. Романтическая, романтическая… самопального пошива…
Его губы почти касались Ольгиных волос.
– Димка, прекрати…
Он прекратил. Отвез ее домой, довел до подъезда. В высшей степени целомудренно. Никакого интима. Но в этих целомудренных проводах до подъезда было столько электричества, что, казалось, еще чуть-чуть – и искры полетят.
На следующий день электричество это никуда не делось. И через два дня, и через неделю. Это было совершенно ново, необыкновенно, захватывающе – и очень страшно. Очень.
По вечерам, оставшись в офисе одна, Ольга звонила подруге жизни Наде Кудряшовой и жалобным голосом спрашивала, что же ей теперь делать.
– Нет, ты послушай меня, послушай… Он богатый, красивый, холостой, и я до смерти его боюсь. Надя, у меня никогда никого не было, кроме Стаса! А он совсем другой человек! Он на мне не женится, даже если я останусь последней женщиной на Земле! Просто сейчас я ему полезна, и он… нет, ему кажется, что он мной интересуется!
– Оль, а ты что, замуж за него очень хочешь?
Надежда, как всегда, смотрела в самый корень.
– Нет, наверное… Я вообще замуж не хочу… Я детей хочу отсудить…
– Но он тебе нравится, ну скажи, нравится же?
– Очень…
– Ну так и прыгай на него скорее, чего ждать-то?
Прыгнуть? Господи! Это соблазнить, значит, что ли? Ольга в жизни никого не соблазняла и даже не представляла, как это делается.
– Надь! Я не умею никого соблазнять!
Надежда пообещала Ольгу самым подробным образом инструктировать. Пошагово.
– Ты не теряйся, ты побольше с ним наедине оставайся, знаешь, вроде по делу, а сама тут улыбнулась, там поближе села, здесь чулок показала…
– Да нет у меня никаких чулок, Надь!
– Ну, значит, купи. Если такого мужика хочешь соблазнить – без чулок не обойдешься. Знаешь, такие бывают, с кружевами, я в журнале видела…
Надежда так убеждала Ольгу в необходимости приобретения чулок с кружевами, как в журнале, что та даже зашла как-то в дорогущий бельевой магазин. Но, услышав предложение продавщицы примерить комбидрес из новой коллекции, сбежала самым позорным образом.
Она боялась смотреть Грозовскому в глаза, смущалась, когда он вызывал ее в кабинет, а уж если надо было вдвоем ехать к заказчикам… В машине Ольга сидела рядом с ним в полуобморочном состоянии и так старательно глядела в окно, что шею начинало ломить.
…Было поздно, часов, наверное, десять вечера. Все давно разошлись, а Ольга все сидела над очередным предложением для «Строймастера». Ясно как белый день: ничего путного она не придумает, во всяком случае – сегодня. И чего, спрашивается, сидеть?
На самом деле «Строймастер» ни при чем. Она сидит в конторе, в то время как все нормальные люди давно ужинают по домам, потому что Дима собирался вечером заскочить в офис. Он уехал к заказчикам сразу после обеда и сказал, что вечером, скорее всего, заглянет. Вот Ольга и ждет.
В конце концов она поняла, что ждать дальше бесполезно, – ни один идиот не потащится в офис в половине одиннадцатого вечера. Ольга сгребла бумаги в ящик стола, заперла кабинет. В офисе было пусто, ни одной живой души. Даже уборщица уже ушла. Ольга направилась к лифтам, свернула за угол и нос к носу столкнулась с Грозовским.
– Дим! Я думала, ты уже ушел.
– Я только пришел.
Они были совсем одни в пустом офисном коридоре. Все случилось очень неожиданно. Ольга даже не успела испугаться. Просто подошла к нему, встала на цыпочки, потянулась и поцеловала.
Грозовский молча ухватил ее за руку и потащил по коридору на выход. Они целовались около машины, а потом – в машине, потом – в лифте, по дороге на сорок первый этаж. Жил Грозовский под самой крышей свежеотстроенной высотки.
Ольга считала, что за десять лет замужней жизни успела узнать о сексе все. Оказалось – не знала и десятой части. Она и представить не могла, что шестичасовой марафон на ковре в гостиной – это только начало. Все ее представления о занятиях любовью оказались лишь вершиной айсберга, и Грозовский раз за разом утаскивал ее на глубину, туда, где были скрыты истинные наслаждения. Она выныривала на поверхность, задыхающаяся, обессиленная, но едва отдышавшись, кидалась в омут с головой – снова, и снова, и снова… И она считала сексом то, чем они занимались со Стасом?! Господи, какая же она была дура!
Ольга перевернулась на бок, приподнялась на локте, потянулась за бутылкой «Перье», чудом уцелевшей в этом погроме. По спальне разбросаны были подушки, скомканная простыня валялась на полу рядом с перевернутым креслом. И когда они умудрились кресло перевернуть?..
Грозовский со стоном сел на разгромленной постели, потянулся за водой:
– Ну, ты даешь… А я-то думал, в провинции скромные нравы…
Ольга потерлась головой о его голый живот:
