засыпанной розовыми лепестками, в постели, застеленной обычной простыней, и на лесной опушке, где когда-то собирали землянику, — именно там в джинсы ему поналезли муравьи, и они с Ольгой потом долго их вытряхивали и так до конца и не вытряхнули. Муравьи кусались до самого дома, Пилюгин подпрыгивал за рулем, и машина продвигалась вперед скачками. В пеньюаре было отлично, и без пеньюара отлично, и в джинсах с протертыми коленями, и в старом свитере с закатанными рукавами, и в сенном сарае у дальних знакомых, где внизу хрупала лошадь, а в щели светило огромное, горячее солнце и щекотало между лопаток!.. И на родительской дачке тоже было отлично, на втором этаже, среди бела дня, пока все отвлеклись и никто не мог их застукать!
Вот и сейчас все тоже отлично — в последние пятнадцать минут перед работой, кое-как выбравшись из делового костюма, и вовсе не потому, что она лежала перед ним в розовых лепестках, а потому что, когда он пришел поцеловать ее перед уходом, открыла сонные, недовольные глаза.
— Я тебя люблю, — сказал он ей в самый последний момент, он всегда говорил ей эти слова, и это была чистая правда!
У них была еще минута, чтобы просто полежать, обнявшись, но в коридоре затопали ноги, хлопнула дверь ванной, потом зажурчало, полилось, Пилюгин вскочил с кровати, и натянул штаны, и сунул голову в петлю неразвязанного галстука, а Ольга проворно поползла под одеяло и заняла исходное положение — голова на подушке, и накрыта до ушей.
— Ма-ам! — позвали приглушенным басом. Бас шел из дверной щели. — Мам! А мам!
— Что ты кричишь?! Растрепку разбудишь! Заходи!
Пилюгин рывком натянул пиджак, сделал антраша ногами, правильно размещая брюки вдоль себя, и когда вошел Степка, всклокоченный и в пижаме, Димон как раз неторопливо наклонялся, чтобы поцеловать дорогую супругу перед уходом на работу.
— О! Пап, и ты здесь?
— Я уже ухожу.
— А в школу точно не идем?
— Точно, — ответила мать.
— Это разгильдяйство, — сказал отец.
— Мам, давай, пока Растрепка не встал, валяться и смотреть телевизор?
— А ты зачем встал?
— Ну, я пошел, — объявил отец. — Счастливо оставаться.
— Пока, — сказал Степка. — Не забудь, у меня в пятницу выступление, и ты должен отпроситься с работы.
— Я не забуду.
— Я тебя провожу.
Ольга виртуозно умела проделывать всякие штуки, вот и сейчас как-то моментально и незаметно натянула под одеялом халат и поднялась.
Степка нашарил на полу возле кровати телевизионный пульт, подбил под спину все родительские подушки, старательно укрыл ноги клетчатым пледом, который всегда лежал сбоку, — устроился с комфортом.
— Меня машина разбудила, — вдруг сказал он. — Вот почему я встал! Там, внизу, милицейская машина гудела.
— Почему милицейская? — рассеянно спросила мать. Отец уже вышел из комнаты.
— А потому, что я сверху посмотрел. У нашего подъезда милицейская машина стояла и еще «Скорая помощь».
Мать взглянула на него и ушла вслед за отцом. Сейчас она его проводит, вернется, и они будут валяться до тех самых пор, пока не проснется младший брат, а потом станут неспешно завтракать все вместе — омлет с грудинкой, творог с изюмом, сыр толстыми кусками, свежая булка с «Докторской» колбасой. Булки точно есть, он вчера вечером проверил, пополнила ли мать запасы. А потом придет Мила, домработница, с которой у Степки были хорошие, дружеские, партнерские отношения, а мама уедет на работу. У нее какая-то замороченная работа, он никак не мог понять, что это за работа такая!.. У матери в Москве была мастерская, где сидели тетеньки и шили… шторы. Вот уж работа так работа, с ума можно от такой сойти! Даже компьютеров ни у кого нет! Мать эти самые шторы придумывала, а тетеньки шили. Хотя чего их придумывать-то? Вон окно, на нем висят две тряпки, одна так, а другая эдак, и у этой другой еще бантик какой-то. Ну и что тут думать? Это что, самолет, что ли, или новая компьютерная игра?! Но матери нравились эти самые шторы — Степка покосился на окно, фыркнул и тряхнул головой, — и отец сказал… Как же он сказал-то? Как-то очень умно! А, вот, вспомнил! Он сказал так: «Интересы другого человека нужно уважать!» Это, если кто не понял, он про то говорил, что раз матери нравится такое дикое занятие, то пусть она им и занимается, а смеяться над этим нельзя!
Степка зевнул и повыше натянул плед. От подушки славно пахло мамиными духами и вообще ею, и ему вдруг ужасно захотелось спать — если бы не милицейская машина, он бы до пол-одиннадцатого проспал, не меньше! Ему недавно стукнуло тринадцать, и он все время хотел есть и спать.
Мать что-то долго не возвращалась, и он решил, что подремлет совсем немножко, пять минуточек. Степка был уверен, что раз уж случился у него неожиданный выходной, нет ничего глупее, чем потратить его на сон.
Неизвестно, сколько он проспал, только вдруг мать сказала очень громко:
— Степа, сыночек, вставай.
Он распахнул глаза, хотел немедленно заявить, что вовсе и не спал, и не собирался даже, как вдруг увидел, что она плачет.
Мама плачет!..
Он перепугался так, что первый раз в жизни почувствовал, что у него есть сердце. Вот здесь, с левой стороны, где бок, что-то затряслось, мелко-мелко.
Отец говорил: «Как заячий хвост».
— Мама! — Степка сбросил плед и сел, встревоженный. — Что случилось?! Мам, ты почему плачешь?!
Мать быстро вытерла глаза.
— Ты не пугайся. Ты быстренько вставай, и все. Сейчас приедет дед и заберет вас с Растрепой к бабушке.
— Зачем?! У нас же выходной!! Ма-ма!
— Кузю убили, — как-то очень буднично сказала мать, села на край кровати, будто у нее подкосились ноги, посидела и прижала к лицу ворсистый плед. — Представляешь, Степка? Он вчера от нас ушел, и его… убили.
— До смерти?
Она помолчала.
— Ма-ам!
Она все молчала.
На коленях он подполз к ней, приладился и сунул голову ей под локоть. Он не слишком испугался из- за того, что убили папиного друга — мало ли что бывает, да, может, еще и не до смерти убили! — но он очень переживал за мать.
Она повернулась, обняла его, прижала так, что ему стало душно и неудобно дышать, и заплакала навзрыд.
— Мам! Ну, ты перестань! Может, его еще можно спасти, а?
— Нет.
— Ну, не переживай, а? Хочешь, я тебе чаю сделаю? Прямо сейчас!
— Не нужно, Степочка. Ты одевайся, собирайся, и поедете к бабушке.
— Я не хочу к бабушке! Ты одна тут не справишься!
— Я не одна. Папе пришлось остаться дома.
— Как?! — поразился Степка и только тут понял, что дело серьезное. Настолько серьезное, что отец даже не пошел на работу. Такого с ним никогда не случалось.
Мама говорила, что отец… Как же она говорила-то? Как-то очень умно!.. А! Вот что она говорила: отец
