платформе стало тесно, как в фильмах про войну, когда показывают эвакуацию. Мороз к вечеру еще окреп, влажные щеки сразу задеревенели, и Арина повыше натянула шарф.
Только бы домой доехать, а там как-нибудь…
Двигаясь в толпе, покачиваясь вместе с ней, она держалась за скользкий поручень, нащупывала ногами обледенелые ступеньки — впереди был спуск в переход, будто в адское подземелье.
Уже десятый час, а завтра в восемь ей снова выходить, чтобы успеть на работу. И так каждый день, и так всю жизнь, и этому нет ни конца, ни края, ни… оправдания.
Зачем она живет?.. Для чего?.. Для кого?..
Для того, чтобы строчить переводы про фиалковые глаза и мужественную грудь?.. Для того, чтобы раз в год, поднакопив деньжат, слетать в Ялту, посидеть у моря? Или чтобы в родительскую субботу съездить на кладбище к бабушке, сгрести там листья, посадить анютины глазки и постоять, глядя в умытое синее небо, которое почему-то всегда бывает таким весной на кладбище?
Толпа, закутанная в шубы и шарфы до глаз, покачиваясь, медленно продвигалась по переходу, и Арина продвигалась вместе с ней.
… Для чего?.. Для кого?..
С тех пор как бабушка умерла, ей не приходилось бывать на похоронах, и мысль о том, что Кузю тоже похоронят, как бабушку — в гробике с нелепой цветной оборкой по краю, крышка с крестом, отнесут на кладбище, опустят в яму, закидают землей, — казалась ей до странности нелепой. А потом все побредут к автобусам, мимо заваленных снегом памятничков, с которых глядят мертвые фотографии, а Кузя останется один в промерзшей кладбищенской земле, и галки будут кричать так тоскливо, так маетно…
К тому времени, когда она выбралась из перехода, первая волна автобусов и маршруток уже загрузилась и уехала, и пришлось ждать следующую. Ноги сильно мерзли, и сумка неудобно болталась на оборванном с одной стороны ремне. Да что за жизнь такая!..
Маршрутка останавливалась почти напротив ее дома, надо только перебежать скверик, где на углу стояло одинокое «иллюминированное» дерево, опутанное синей гирляндой. Вот интересно, кому из городского начальства пришло в голову устроить такую красотищу?..
Зато в подъезде было тепло, так замечательно тепло, что она размотала шарф и вздохнула, и нос не обожгло морозом! С тех пор как поставили железную дверь, в подъезде наступил рай земной — во-первых, всегда тепло, во-вторых, всегда есть свет.
Странное дело, на этот раз света в подъезде не было. То есть горела только одна лампочка где-то высоко наверху, и еще одна — у самой двери, а больше ничего не горело.
Ну и ладно. Она уже почти дома.
На площадке мгла сгустилась до чернильного состояния. Маленькую Арину Родину в школе заставляли писать почему-то перьевой ручкой, и у нее на столе всегда стояла бутылочка синих чернил, которые казались абсолютно черными. Они даже на свет казались черными, но если сунуть палец, оказывалось, что чернила синие, и ноготь потом долго оставался необыкновенного синего цвета, и бабушка пугалась, что Арина прищемила палец, и ноготь «теперь сойдет».
Ключи лежали в сумке, на самом дне, и предстояла эпопея их поиска. Арина на ощупь принялась искать. В руку лезли всевозможные предметы: бумажки, кошелек, телефон, странная неопознанная штука с острыми углами, какая-то коробочка, что ли, — все, кроме ключей. Она потрясла сумку, чтобы понять, с какой стороны звенит — с левой или с правой — и тогда уже продолжить поиски, так сказать, прицельно, но чудилось, что звенит везде.
В конце концов она вытащила связку, за ней из сумки полезло еще что-то, она засунула все обратно и стала последовательно открывать замки на двери. Замков было три — верхний, нижний и средний, все как положено.
Зачем ей такое количество замков?! У нее совершенно нечего красть! Телевизор? Стиральную машину, которая никогда не стирала и все время ломалась в тот момент, когда за мастером закрывалась дверь? Компьютер, настолько древний, что его можно принять за археологическую находку, обнаруженную во время раскопок в Силиконовой долине?
Решено! С завтрашнего дня она будет запирать дверь только на один замок, и точка.
Ну все, слава богу, путь свободен.
Арина сделала шаг в темную прихожую, привычно пахнущую старыми шубами и кофе, но свет зажечь не успела.
Что-то сильно ударило ее по голове, как будто обрушился потолок. От удара она присела и стала валиться на спину, цепляясь руками, — или ей казалось, что она цепляется?.. Что-то загрохотало, повалилось, и, похоже, опять на нее, но сознание не исчезло. Было очень больно, и она долго не могла понять, почему так больно, да так и не поняла, и заплакала — именно от боли, а не от страха.
— Где деньги? — спросил какой-то странный, словно искривленный голос, но она не поняла, что спрашивают у нее.
Перед глазами было темно, и Арина решила, что ослепла, и подумала, что ничего этого не может быть. Просто не может быть, и все тут.
Она шла домой, и пришла, и даже открыла дверь, а все остальное — просто кошмар, привидевшийся ей ни с того ни с сего. Может, от переживаний и оттого, что сегодня не успела поесть, она упала в обморок?..
Арина открыла глаза, уверенная, что сейчас увидит прихожую и свалившуюся на нее с вешалки бабушкину шубу, в которой она ходила на помойку, и снова закрыла, потому что все оказалось не так, как она ожидала.
Она сидела в комнате, на стуле, и никак не могла удержать голову, которая качалась в разные стороны, как цветок на стебле, и от того в глазах все плыло. Почему-то она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, и, осознав это, Арина перепугалась.
До этой секунды она не боялась, вроде бы забыв о том, что надо бояться.
Теперь страх оказался повсюду, как будто накрыл ее мешком.
Арина пискнула, стала вытаскивать руки, дергаться и метаться, она даже попыталась встать, не смогла, и сильный удар, от которого губы размазало по зубам, а зубы словно вылетели и застряли в горле, обрушился на нее.
Стало нечем дышать. Воздух не проходил в будто забитое зубами горло. От боли разорвалось сердце.
— Отдай деньги, — сказал кто-то ей в самое ухо. — Отдай по-хорошему.
Она заскулила от боли в голове и разбитых губах. Глаза не открывались, наверное, она все-таки ослепла. Где-то далеко брезжил дальний свет, но Арина не могла понять, откуда он идет.
— Ты что? — снова спросил ласковый голос. — Оглохла? Оглохла, я тебя спрашиваю?!
— Н-нет, — прохрипела Арина, сообразив, что разговаривают с ней.
Все это на самом деле происходит с ней!..
— Где деньги?
— В шкафу, — выговорила она, — где посуда. Там… коробка с ложками, и в ней деньги.
Какое-то движение произошло за границей сумрачного мира, в котором она ничего не видела, кроме желтого пятна, светившегося где-то в отдалении, что-то тихонько стукнуло, покатилось, и голос вернулся.
Она втянула голову в плечи, потому что знала, что вместе с ним вернется боль.
— Зачем ты врешь? — спросил голос нежно. — Врать нехорошо!..
Ее сильно дернули за волосы, так что вся кожа собралась на затылке в узел.
— Лапушка, — повторил нежный голос. — Ты меня не поняла?.. Совсем, совсем не поняла меня, моя лапушка! Где деньги?
Комната качалась у Арины перед глазами, и одна мысль занимала ее — началось землетрясение, и нужно бежать, спасаться. Надо взять документы и деньги и спасаться.
Деньги!.. Нежный голос спрашивал ее про деньги, и она сказала, где они, чтобы он оставил ее в покое. Зачем он спрашивает опять?!
Чужое дыхание приблизилось, и от него зашевелились волосы у нее на макушке. Видимо, чужой стоял сзади, у нее за спиной, она его не видела.
