– Наверное, тебе это не надо, – Владик еще глотнул виски. Вообще он пил его, как воду, большими глотками и не чувствуя никакого вкуса, – но я очень хотел попросить у тебя прощения! Я не знаю, что тогда со мной было, Лен. Или это был не я?.. Я думал, что мне надо бы тебя найти и попросить прощения. Я даже на встречи одноклассников приезжал, но тебя никогда там не было!
– Странно, но меня почему-то на них не тянуло, – язвительно сказала она. – Я же не знала, что ты хочешь извиниться!
– Ты была такая умная, а я такой болван. И я это очень чувствовал. И мне хотелось что-то эдакое сделать, чтобы все изменилось, понимаешь? Но я не мог стать умным! И я мог только делать тебе гадости.
– А я была в тебя влюблена, – сказала Лена Абрамова, и Владик немедленно поперхнулся своим виски и стал надсадно кашлять.
Она смотрела на него с легким, как будто брезгливым сочувствием, а потом спросила:
– Может, по спине постучать?..
– Не-на-да! – прокашлял Владик.
– Я в тебя ужасно была влюблена, но я была такая страшная! Толстая, в очках, и еще отличница! И когда я узнала, что эти записки ты писал, правда решила наглотаться таблеток, и дело с концом. Меня бабушка отговорила. Бабушка сказала, что лучше отомстить как-нибудь по-другому. Например, стать богатой, знаменитой и еще красавицей. Я тогда ревела и говорила, что богатой и знаменитой стать очень просто, а красавицей невозможно. А оказалось, все наоборот.
– Тебе все удалось.
– Ничего мне не удалось, Владик!..
Он хотел было придумать быстренько, что именно ей удалось, но, как назло, в голову ничего не лезло, и он сказал:
– У тебя сын, мама, ты всех содержишь.
– О да!
– И я тебя даже не узнал. И вообще не узнал бы, если бы тебе конверт не принесли.
– И что это значит?
– Это значит, что ты… ну-у, изменилась. В лучшую сторону.
– Вот спасибо тебе большое.
Владик решительно не знал, что нужно еще говорить, и неловко ему было, и неудобно, и сам он был себе противен, и тут какая-то странная компания прошествовала к лифту, почти мимо них.
В этой компании была утренняя заполошная девушка, кидавшаяся на портье, пытавшаяся найти Звоницкого, высокий красавец с печальным лицом и… сам Глеб в коротких брючатах и до невозможности измятой рубахе.
– Глеб!
Звоницкий оглянулся. У девушки стало вопросительное лицо, а красавец сморщился, словно кислого проглотил.
– Ты что, не узнаешь меня? Я Владик Щербатов, мы с тобой служили когда-то!
Была секунда, когда Владику показалось, что Глеб так его и не узнает, но потом тот шагнул ему навстречу.
– Влад! Как ты здесь?
– Я на работе. Я работаю у Никаса, это певец такой, может, знаешь! Охраняю его, вожу, всякое такое.
Глеб как-то странно мотнул головой, что могло означать все, что угодно – и что он отлично знает певца Никаса, а также что слышит это имя первый раз в жизни.
– Здравствуйте, – сказала утренняя заполошная девица. – Видите, я его нашла.
– Здрасти, – промямлил Владик. – А где вы его нашли?
– В парке. Под кустом.
– Может, вы присядете? – светским тоном предложила Лена Абрамова. – Вы привлекаете внимание.
Все посмотрели на нее.
– Да, – спохватился Владик. – Это Елена Николаевна, она тоже у Никаса работает. Директором.
– Я больше не работаю у Никаса, – оборвала Хелен и стала шарить в сумочке. – Так что если кому нужен автограф, то это не ко мне. Меня сегодня уволили.
Тут она вытряхнула из сумочки спички, чиркнула и прикурила.
– А ты чего… чудной такой? – Это Владик спросил, глядя на Глеба, который вдруг потянулся и вынул у Лены из пальцев коробок.
– Где вы взяли эти спички?
Она удивленно пожала плечами.
– Кажется… кажется, подобрала у Никаса в номере, когда днем заходила. А что такое?
Глеб Звоницкий несколько секунд думал, потом выхватил из Катиных рук сумку и стал рыться.
– Я видел точно такие же, – сказал он, обводя взглядом всю компанию. – И еще кто-то что-то сегодня сказал…
– Глеб, – позвала Катя.
– Не мешай мне.
В сумке ничего не находилось, и, тихонько зарычав от нетерпения, Глеб вытряхнул все ее содержимое на диван.
– Вот! – сказал он, выхватывая из небольшой кучи пеструю коробочку. – Вот они! На них написано «Огюст и Ренуар»!
– Ну да, – согласилась Катя. Подошла и словно невзначай положила руку ему на лоб. Глеб вывернулся, раздраженно и нетерпеливо.
– Кать, ты где это взяла?
– Там и взяла. В этом клубе. Он так и называется «Огюст и Ренуар». Очевидно, пошутил кто-то из владельцев.
– Когда ты там была?
– Мы с Ниночкой были. Как раз вчера. Она меня домой завезла, поехала к себе на Фонтанку, и ее… убили.
– Что вы там делали?
– А там вечеринка была, перед концертом вашего Никаса, – и Катя слегка улыбнулась Лене Абрамовой. – Только он сам не появился, и журналисты все были очень недовольны.
Глеб подумал немного.
– Никас прилетел сегодня?
– Днем, – сказала Лена. – Я утром, меня Владик встречал, а он днем, его встречал другой водитель. А что?..
– Откуда у него спички из клуба «Огюст и Ренуар», если ни он, ни вы вчера на вечеринке в этом клубе не были? И вообще – так принято, когда вечеринка в честь звезды, а сама звезда отсутствует?
– Ну, не то чтобы принято, но так часто бывает, – Лена пожала плечами. – Он в плохом настроении был. Его ботфорты забыли отправить. Я думала, что уговорю его раньше полететь. Чтобы мы обязательно попали на эту вечеринку, но он не захотел.
– Да уж, – вставил Владик. – Не захотел – это мягко сказано.
– А нам обязательно надо такие мероприятия посещать, хотя бы ради журналистов. Но он нас всех выгнал, и уже было не до уговоров. Хотя Вадим Григорьевич всегда настаивает на том, чтобы…
– Так, – перебил Глеб Звоницкий. На виске у него колотилась какая-то жилка, противно так колотилась, и он приказал себе успокоиться. – Кто такой Вадим Григорьевич?
– Вадим Ольшевский, – пояснил Владик, – спонсор нашей звездищи. Ну, Никаса в смысле. Я на него работаю.
– Димка?! – воскликнула Катя.
Глеб посмотрел на нее.
– Кто такой Димка?!
