– Не так! Совсем не так! Мужичок, может, в храме постоит, батюшку послушает, раскается и не пойдет пить!
– А куда пойдет?
Назаров посмотрел на Олега Петровича.
– То есть что значит – куда?
– Ну, если пить не пойдет, куда он денется, мужичок-то ваш раскаявшийся? Книгу читать станет? Льва Николаевича Толстого? Или на работу ринется, аки лев? Или детей родных начнет не ремнем воспитывать, а ласковым словом?
– Что ты, Олег Петрович, ей-богу, все скепсис свой демонстрируешь!
– Не люблю я показательных выступлений, Виктор Иванович! А то, о чем ты говоришь, как раз и есть показательные выступления, а не вера в бога! Вера в чем-то другом и по-другому должна выражаться.
– Для ее выражения от Рождества Христова ничего нового не придумали, Олег. Только храм и молитва!
– И мелочи всякие, – добавил Олег Петрович неторопливо, – вроде любви к ближнему! Не убий, не укради, да вы все знаете лучше меня!
– В храме этому и надо учиться!
– Этому надо учиться у мамы с папой.
И оба замолчали.
– Здесь мы с тобой не сойдемся, Олег Петрович.
– Видимо, нет, Виктор Иванович.
– Так деньги даешь?
– Мы же договорились. Завтра переведу. Только вы за строительством все равно приглядывали бы! И денег в руки никому давать не следует.
– Там у меня отец Панкратий за всем приглядывает.
– И отцу Панкратию не вверяйтесь особенно. Мало ли что! Потом он вам доложит, что вы его ввели во искушение своими деньгами, и дело с концом. Ни храма, ни денег!
– Господи, прости его, – пробормотал Виктор Иванович себе под нос, но так, чтобы Олег слышал. – А в Тулу со мной не поедешь? Отец Валентин две пары венчает!
– Не поеду, – сказал Олег. – А вы, если поедете, лучше их тоже отговорите, чтобы не венчались!
– Да как же так?!
– Да так, что жить до конца дней вместе они все равно не станут, а только перед богом солгут! А это грех худший, чем невенчанными жить, я вас уверяю.
– Ах, Олег Петрович, ах, циник какой!..
– Да никакой я не циник! Хотите иконостас купить, ну, купите им иконостас! Только бы лучше книжек в библиотеку купили! У них там библиотека есть?
Этого Назаров не знал, и Олег Петрович пожалел, что спросил, – не стоило ставить партнера в неудобное положение!
– Я сегодня был у Василия Дмитриевича, – сказал он, чтобы как-нибудь загладить неловкость. – На Фрунзенской.
– Да ну? Что-нибудь новенькое откопал?
– Да ничего особенного.
Олег быстро прикинул, сказать про икону или лучше промолчать. Сказать – значит надо говорить и про все остальное – и про ворованную демидовскую коллекцию, и про пять тысяч долларов, и про то, как Василия Дмитриевича «бес попутал». Назаров, как и сам Олег Петрович, большой любитель старины и хорошо относится к антиквару, но кто знает, как он отнесется к тому, что старик связался с какими-то подозрительными личностями! Все-таки Виктор Иванович – человек «правильный», «положительный», почти что бог, почти царь, ну прям отец родной!
И Олег решил не говорить.
В конце концов, икона завтра же будет возвращена тем, кто пристроил Василию Дмитриевичу подозрительную коллекцию, и самому Олегу придется о ней позабыть. Зря он вообще спрашивал!
– Ничего особенно интересного нету, зато барышню мне Василий Дмитриевич навязал. Прекрасную во всех отношениях. Зовут Виктория.
Назаров шутливого тона не принял.
– Остепениться вам надо, Олег Петрович! Все какие-то барышни у вас! Венчаться не велите, а сами живете не по божьим законам! Нехорошо, не мальчик уже.
– Сорок три года скоро, – напомнил Олег Петрович, и они оба рассмеялись.
Назаров вдруг заспешил, сославшись еще на одну встречу, и Олег попрощался с ним со смешанным чувством.
Разговоры с Назаровым давались ему нелегко, хотя тот был деловым человеком, полезным и хватким партнером, и Олег знал его не первый год, но всегда в общении с ним осторожничал. Он и впрямь не любил «показательных выступлений», до которых Виктор Иванович был большой охотник, и все ему чудилась фальшь в том, что тот говорил и делал.
