– Разве она странная?! По-моему, бабка как бабка. Глухая тетеря, жила всю жизнь в деревне под Пензой, потом зять разбогател и отправил мамашу отдохнуть, вот и все.
– Замечательно, – похвалил Федор, – зятя и Пензу ты сама придумала или она тебе рассказала?
– Придумала, – насупившись, сказала Марина.
– Ты все хорошо придумала. Кстати, зять из Пензы как раз единственное, что можно придумать, когда на нее смотришь. А у нее на руках маникюр. Не заметила?
Марина покачала головой.
– Или зять перед санаторием ее сводил в маникюрный салон? И в каком салоне могут отчистить руки, которые последние шестьдесят лет копались в земле?
– Господи, – пробормотала Марина, – бабка-то тут при чем?!
– Она странно говорит.
– Почему?! Федор, ты… куда-то не туда заехал! Она говорит по-деревенски, только и всего.
Он потушил сигарету и посмотрел в небо, жарко сиявшее над голубыми елями. Глаза у него оказались ореховые, светлые, чуть золотистые, и зрачки – с булавочную головку.
– Она говорит так, как говорил бы я, если бы мне пришла фантазия играть деревенского деда. Так говорят в кино.
Марина растерянно молчала.
Ни на бабусю Логвинову, ни на Валентину Васильну с ее сыночком она почти не обратила внимания. Нервная Вероника и Вадик, каким-то образом догадавшийся об убийстве, интересовали ее гораздо больше. И еще Юля с Сережей.
Но тут Федор Тучков опять сбил ее:
– А как Элеонора оказалась утром возле корта?
– Да никак! – с досадой, потому что он уводил ее непонятно куда от ее правильных «детективных» мыслей, воскликнула Марина. – Она ходила за малиной для Оленьки. Ты что, не знаешь? Оленька плохо кушает.
Федор Тучков покосился на нее и достал еще одну сигарету.
– Куда ходила? В деревню?
– Да.
– Дорога к воротам с другой стороны санатория. Или она лезла через забор?
– Не знаю. Наверное, нет. Вряд ли она лезла.
– Да. Вряд ли. Значит, она вернулась и вместо того, чтобы отнести корзину в номер, почему-то пошла вокруг, дошла до корта, и дальше. С тобой. Почему она пошла с корзиной?
Марина молчала, только смотрела на него.
– Геннадий Иванович не курит, о чем объявил всем с гордостью. Откуда у него в кармане спички? Он что, разводит здесь костры?
Все это были какие-то дурацкие мелочи, о чем Марина так и сказала Федору Тучкову.
– Подумаешь, спички! Может, он их на всякий случай носит! Вдруг придется что-нибудь зажечь!
Федор вздохнул – она уже отлично знала эти его вздохи.
– Ты, часом, не носишь в кармане спицы?
– Какие спицы?
– Ну такие… на которых вяжут.
– Зачем?
– На всякий случай. Вдруг придется что-нибудь связать.
Марина страшно обиделась:
– Вчера ты говорил мне, что я сошла с ума, когда я рассказала тебе про ремень и убийство! А сегодня навыдумывал неизвестно что!
– Я не говорил тебе, что ты сошла с ума.
– Говорил.
– Нет.
– Говорил.
– Нет. Я говорил, что это вряд ли возможно. Но теперь я… изменил свою точку зрения.
Марина фыркнула – скажите, пожалуйста, и точка зрения у него есть! Это ее «приключение», и она никому его не отдаст. Она сама во всем разберется. В конце концов, именно она первая поняла, что это убийство, а никакой не несчастный случай!
– Как бы узнать, зачем Вадим собрался в милицию?
– Никак, – сказал Федор Тучков довольно равнодушно и нагнулся, чтобы почесать лобастую пыльную кошку, которая вылезла из кустов и теперь терлась о его ногу.
