Когда Дэн, согласно ранее продуманному сценарию, заказал двойной эспрессо без сахара, Глафира Разлогова посмотрела удивленно, сверкнули ее очки, за которыми ничего было не разглядеть.
– А поесть? – спросила она как-то очень просто. – В такой холодный день обязательно надо поесть!
Дэн не мог рассказать ей про «сценарий», про бессонницу, про то, что он сильно нервничал со вчерашнего дня и до сих пор никак не отойдет! И признаться в том, что есть перед ней ему неловко, не мог тоже!
– Ну как хотите, – сказала она, словно сожалея, и он решил, что чем-то уже ее разочаровал.
…Ты не можешь ее разочаровать! Она ведь тебя даже не замечает. Только по-своему, по-умному, не как те, которые всех собеседников по телефону называют «Мася»! Ты ей для чего-то нужен. Что-то ей нужно узнать такое, что, может быть, знаешь только ты один. Вот и сиди спокойно, пей свой кофе, раз уж завтракать не стал, ни о чем… таком не думай.
…Как же не думать, если думается?..
– Денис, может, вы все-таки съедите, ну хоть булку с маслом!
– Называйте меня Дэн.
Тут она вдруг улыбнулась.
– А вы меня Глэдис!
Он не понял.
– Почему Глэдис?
– А почему Дэн?
Он пожал плечами. Ну а как иначе-то? Мамино обращение «Дениска» не годится, а Дэн – и шикарно, и современно!
– У меня есть знакомый итальянский ювелир, – и она отправила в рот кусок омлета, – так вот он утверждает, что у русских совершенно, ну совершенно европейские имена! Мы с вами – подтверждение его теории! Я Глэдис. Вы Дэн.
Смеется, понял журналист Столетов. Она надо мной смеется.
– Кстати, именно этот итальянец сделал кольцо, – и она покрутила у Дэна перед носом своим бегемотом, – которое потом украли, а после оно нашлось.
– Я не понял, кто украл-то?
Глафира пожала плечами.
– Я не знаю.
– Нет, не мы с Сапоговым…
– Господи, – перебила Глафира с досадой, – при чем тут вы с Сапоговым!
– Нет, но она говорила, что это мы с Сапоговым…
– Денис. – Его собеседница отложила вилку, перегнулась через стол и серьезно посмотрела ему в глаза. – Я понимаю, что вас обидели, обвинили невесть в чем и всякое такое!
– Да ничего меня не обидели, только я все равно ничего не брал!
– Я знаю, – твердо сказала Глафира, – но мне нужно понять, как именно перстень исчез из моей шкатулки и как потом туда вернулся! Ваша Олеся…
– Ни черта она не моя! То есть я хотел сказать…
– Ну да, – согласилась Глафира по-прежнему серьезно, – эта самая Олеся сфотографирована с
– Понимаю, – согласился Дэн, не понимая, что он должен понимать.
– Это кольцо, – и она погладила своего бегемота, как живое существо, – лежало в шкатулке у меня дома. Потом его оттуда зачем-то взяли и туда же вернули. Вы не могли ни взять его, ни вернуть, это совершенно ясно.
– Так, – кивнул Дэн. – И… что?
– А вот что!
Под своей курткой, припрятанной на соседнем стуле, она откопала сумку, вытащила хорошо знакомый Дэну журнал – тот самый! – и быстро пролистала. В сером утреннем свете полыхал ее бриллиант.
– Денис, откуда взялась эта фотография?
– Да я уже вам говорил сто раз! Мы с Сапоговым…
– Денис! – она слегка повысила голос. – Послушай меня. Вот эта фотография откуда взялась?
Он посмотрел. Моргнул. Посмотрел на Глафиру, а потом опять в журнал.
Жесть какая-то с этими фотографиями!
С этой-то что не так?! Обычная пляжная идиллия – она в бикини и в загаре, и он в нелепейших пляжных труселях до колен!
– Денис, кто вам ее дал?
Он пожал плечами.
– Ну, наверное, она сама и дала! Мы только в квартире снимали, а на пляже… как же?.. Это называется «Из личного архива», и такие фотки…
– То есть она отдала вам фотографию, да? Или прислала по электронной почте?
– Нет, так отдала! Сапогов просил по почте, и чтоб разрешение было повыше, а она сказала, что на компьютере не умеет. То есть только включить и выключить умеет, а больше ничего. Сапогову-то нужно как минимум двадцать мегапикселей, он потом всю обратную дорогу ругался, что после сканера качество упадет так, что вытягивать придется. – Дэн хлебнул остывшего кофе и спросил осторожно. – А с этой фоткой что не в порядке, а?
– Все, – сказала Глафира жестко, – с ней все не в порядке! То есть Олеся дала вам пакет с фотографиями, вы их отсканировали…
– Сапогов отсканировал!
– Их отсканировал Сапогов, – терпеливо продолжала Глафира. – И вы украсили ими интервью.
Дэн улыбнулся – с некоторым превосходством.
– У нас говорят «поставили в номер».
– Вы все фотографии поставили?
– В каком смысле – все?
– Все, что от нее получили?
– Боже сохрани, – перепугался Дэн Столетов, – она дала штук двадцать, а мы взяли… ну три, наверное. Ну эту с морем, само собой, потом еще вот эту, на балу, и ту, где она в школе. Ну да, вот три и выходит!
– Кто их выбирает? Кто решает, какую поставить, а какую нет?
Дэн смотрел на нее во все глаза. Она сильно волновалась – вон, даже щеки загорелись! И шарф свой она сбросила с колен, теперь он огромным комом лежал на соседнем стуле, поверх куртки и сумки. И спрашивала она быстро-быстро, будто на одном дыхании.
– По разному бывает, – сказал он, не понимая, чего она так волнуется. Из-за Разлогова, что ли, который едва виден на этой самой пляжной фотографии? – Бывает, фоторедактор ставит, а главный утверждает. А бывает, главный сам выбирает, а фоторедактор ставит…
– А здесь как было?
– Я… я не помню, Глафира.
– Вы должны вспомнить, – отчеканила она. – Это очень важно.
– Да не помню я совсем! Я материал сдал, а что потом было…
– Это очень важно! – почти крикнула она, и какой-то дядька, читавший в отдалении газету, поднял голову и посмотрел на них поверх очков. – Послушайте, Денис, – заговорила Глафира потише, – если я не пойму, откуда взялась именно эта фотография, – и она ткнула вилкой в полуголую Олесю, – я ничего не пойму! А для меня это сейчас… самое важное.
– А что такого в этой фотографии? – не выдержал Дэн. – Ну пляж, ну море, ну Олеся!..
Глафира кивала, как бы подтверждая каждое его слово, и, не дойдя до Разлогова, Дэн устыдился и перечислять перестал.
– Ну, – повторила Глафира. – А еще кто?
Дэн вздохнул.
– Владимир Разлогов. Ваш муж.
