– Вот именно. – Она посмотрела Дэну в лицо, как будто прикидывая, сказать или не сказать, и все же договорила: – Мой муж Владимир Разлогов славился тем, что всегда соблюдал правила игры. Он был… сложный человек, но по-своему честный.
– И… что это значит?
– Он
– Понятно.
– Ничего вам не понятно.
– Ну да, – вдруг окрысился Денис Столетов, – еще скажите, что я очень молод и взрослые отношения мне недоступны. Только это никакие не взрослые отношения, а… извращение какое-то!
– Вы ничего не понимаете!
– Да что тут понимать-то?! Ка-акое благородство! Он не возит баб на моря, а вы не спите с мужиками в его постели! Какое взаимопонимание! Какая тонкость чувств!
– Послушайте, – удивленно сказала Глафира, – что это вы так разошлись-то? Или вы воспитывать меня хотите?
– Никого я не хочу воспитывать! Только взрослые почему-то уверены, что самое правильное – это когда красиво врут! Вы же врете! Вы все время врете! И мужу вашему небось врали, а он вам верил! Это называется «правила игры»?! То есть вранье по правилам?! Он честный человек, он девиц с собой на курорты не возил! А вы-то тогда кто?!
– Кто… я?
– Вы такая же, как они все, даже хуже! Нет, вы в сто тысяч раз хуже, потому что прикидываетесь другой!
– Я не прикидываюсь.
– Прикидываетесь! Вчера Дунаевского цитировали…
– Лебедева-Кумача.
– Какая, на хрен, разница! Да вы должны были его, этого мужа, пинками выгнать, когда он стал с девицами путаться, и начать все сначала! А вы теорию придумали, что он честный, только как-то по-своему! И все ради чего?! Ради его денег, и ничего больше! И, значит, вы такая же, как все эти!
Тут Дэн ткнул в многострадальную Олесю чайной ложкой так, что смял страницу. Олесино бикини поехало в сторону и перекосилось. Глафира посмотрела на перекошенное бикини и вновь перевела на Дэна изумленные и, кажется, веселые глаза.
– Что вы надо мной смеетесь?!
– Я не смеюсь.
– Вчера я думал… А вы, вы ведь даже не такая же, вы хуже, потому что врете убедительней! Они дуры, у них все на лице написано, а у вас, наоборот, написано, что вы… что вы… благородная. Ангел! А на самом деле…
– На самом деле, – вдруг сказала Глафира, – я устроила ему ужасную сцену, когда первый раз он… мне изменил и я об этом узнала. Ужасную, правда. Мне до сих пор стыдно, хотя много лет прошло. И уйти я хотела немедленно. Я тоже кричала, что это нечестно! Ну вот как вы сейчас. И что я не могу так жить. И конкурировать с его бабами я ни за что не стану! И он меня отговорил, Разлогов! Он сказал – давай ты сейчас пока никуда не пойдешь. А пойдешь, когда встретишь мужчину своей жизни.
– Встретила? – мрачно поинтересовался Дэн Столетов.
Глафира пожала плечами.
– Вроде… да. Вроде встретила.
– И не ушла?..
– Не от кого уходить. Разлогова нет.
– А зачем ты вообще вышла за него замуж, а?! Ну если не любила? Исключительно из-за денег?! Все из-за денег?!
– Дэн, – сказала Глафира, рассматривая его, – я не понимаю, почему должна выворачивать перед тобой душу, но…
Он вдруг покраснел так, что шея пошла пятнами и лоб влажно и нездорово заблестел, будто у него вмиг поднялась температура. Он вытащил из подставки салфетку, зацепил ее, подставка упала, загрохотала…
– Дэн, – продолжала Глафира, когда подставка кое-как совместными усилиями была возвращена на место, – я просто хочу тебе сказать, чтоб ты особенно не расстраивался… Мне поначалу казалось, что Разлогов и есть мужчина моей жизни, понимаешь? И однажды я ему даже об этом сказала! Дура была, вот и сказала. Он пришел в ужас. Нет, правда! Он даже в лице изменился. Он сказал мне, что это невозможно. Вот просто невозможно, и все! Он сказал, что никогда не поверит никакой женщине, и я не исключение. Он сказал, что мы можем прекрасно ладить и все у нас может быть хорошо, только чтобы я не лезла к нему со своей любовью. Он сказал – ты все придумала. И ты ошибаешься.
Глафира попила воды из стакана и зачем-то поставила его на блюдце, а кофейную чашку аккуратно пристроила рядом. И посмотрела в окно.
– Я потом часто об этом думала. И вот что придумала. Он тогда и по девицам побежал со страху, понимаешь? Чтобы как-то мне… наглядно продемонстрировать, что он герой не моего романа. Чтобы я ни на что не надеялась. Это трудно объяснить, но мне кажется, так оно и было. Разлогов вообще-то человек разборчивый и непростой, а выбирал то и дело каких-то шлюх, вроде этой Олеси. Я теперь думаю, что он их и не выбирал, а хватал первое, что под руку попадется. Ну то есть кто, а не что!..
– На хрена так жить, я не понимаю! Ты ему врешь, он тебе врет!..
Она пожала плечами.
– Да мы не особенно и врали, Дэн. Мы сразу… ну после того разговора… договорились, и все! Он не спрашивал, с кем я провела вечер, а я его не спрашивала, с кем он провел ночь. Вот и все.
– Все из-за бабок, – повторил Дэн устало, – и девки эти, из журнала, на бабки кидаются, и ты тоже вот… А на вид… благородная…
– Что ты заладил – благородная, благородная… – вспылила Глафира.
– Да я не заладил!
– А не заладил, вспоминай тогда, откуда взялась фотография! Для меня сейчас самое главное – эта фотография. Слушай, и поешь уже, а?! Ну что ты с чашкой, как дурак, сидишь!
Но Дэну есть расхотелось. Он вдруг так обессилел, что мелкой отвратительной дрожью пошли дрожать руки. Он попытался вытащить из пачки сигарету, но никак не получалось, и он вытряхнул ее досадливым резким движением.
Глафира смотрела на него, и ей было очень грустно, и жалко его. Надо же!.. Он думал, что она благородная, а она так его подвела. И совершенно неважно, что вчера он увидел ее первый раз в жизни. Все равно он на нее надеялся, а она его подвела! Она не любила Разлогова, и Разлогов ее не любил, а эта глупая литературная категория – любовь – значила для журналиста Столетова очень много.
– Дэн, – спросила Глафира, подумав про литературные категории, – ты где учился? На журналистике?
– На филфаке, – буркнул Дэн Столетов, – а какая разница?
– Оно и видно.
– Что тебе видно?! Что я дурак малолетний?! Так я это и без тебя знаю!
– Я тоже на филфаке училась, – Глафира улыбнулась. – На ромгерме.
– Да ну? – вяло удивился Дэн. Его это не интересовало. – Романо-германское отделение – это… хорошо. Это… хорошее образование.
– Дэн, не страдай.
– Я стараюсь.
И они замолчали. Глафира взяла у него из пачки сигарету, закурила и сильно затянулась.
