– А? – спросила Софья Захаровна, оглянувшись.
...Что-то у нас заело, решил капитан. Ни с места.
– Вы мне подробней расскажите, – попросил он, подпустив в голос теплоты и участия, это он умел. – Вот вы вышли с вашим... Альфредом...
– Гарольдом, – задумчиво поправила Софья Захаровна. – Вышла, да. Машенька в тени стояла, под липами. Раньше у нас здесь роскошные липы были!.. Сейчас почти не пахнет, а в прежние годы, как липа зацветала, так воздух можно было пить, будто из кружечки. Теперь и липы-то почти все извели, одни автомобили остались, гарью воняет, как на пожаре!.. А мы с девчонками, бывало, липовый цвет соберем, а потом моя мама...
– Так. Поливанова стояла под липами, и дальше что?
– Да ничего особенного, просто стояла и курила, я огонек видела. Терпеть не могу, когда женщина курит!
Это мы уже слышали, подумал капитан.
– Она одна там была?
– Нет, – неохотно призналась старуха. – Еще кто-то был, я не разглядела. Говорю же, под липами, в тени!
– Ну, мужчина, женщина? Или, может, ребенок?
– Какой ребенок, что вы говорите-то?!
– А ваш... пес? Он на чужих не лает?
– Гарольд оглох много лет назад! – с гордостью заявила Софья Захаровна, как будто сообщила, что он задержал преступника на границе. – Он ничего не слышит и чужими не интересуется!
– Значит, человека вы не разглядели и не узнали. Или все-таки узнали, Софья Захаровна?
Она вздохнула и опять запахнула на груди халат. Потом ткнула на стол сухарницу так, что из нее на клеенку посыпались крошки.
– Никого и ничего я не узнала!
– Они молча стояли?
– Нет, вроде разговаривали.
– Может, вы голос расслышали?
– Не расслышала я, – отрезала старуха. – Мы с Гарольдом до угла прошлись, до сирени, постояли и вернулись.
Она выудила с полки две чашки, одну поменьше, другую побольше, одну мутного коричневого стекла, а другую розовую, в позолоченных завитушках, водрузила на клеенку и в каждую сунула по пакетику. Недовольно сопя, замотала белые нитки с бумажной наклейкой за ручки и налила кипятку. По кухне немедленно потек запах больницы.
Капитан покосился на мутную чашку, которая предназначалась ему.
...Видела, но не разглядела, слышала, но не расслышала. Выходит, не только собака Гарольд, но и хозяйка оглохла много лет назад? Может, и ослепла тоже?.. Что-то тут не так. Совсем не так!.. Он вспомнил писательницу Поливанову, которая искренне старалась помочь, – ну, ему так показалось. Хотя за долгие годы работы в розыске капитан твердо усвоил, что, когда кажется, креститься надо, но в писательской квартире на четвертом этаже он чувствовал раздражение, досаду, но фальши никакой не чувствовал вовсе!..
Значит, ошибся. Ошибся?..
– Вы дошли до сирени, вернулись к подъезду, и дальше что?
Софья Захаровна свела глаза к носу и сосредоточенно отхлебнула из чашки в завитушках.
– Ничего. – Она поморщилась – горячо! – и подула в кружку, полетели брызги.
– Вы Поливановой сказали, что сейчас дверь запрете?..
Старуха что-то пробормотала себе под нос.
– А, Софья Захаровна?..
– Сказала, сказала! И не ей, а просто! Дверь, мол, запирается, двенадцатый час!
– А она что?
– Ничего, – буркнула старуха. – Она в мою сторону не повернулась даже. Так и продолжала смолить.
– А ее собеседник?
– Я вам русским языком говорю – не видела я никакого собеседника! Стоял там кто-то, да и все!
...Мария Поливанова в двенадцатом часу курила под липами неизвестно с кем, хотя в доме у нее, по ее собственным словам, было полно народу. Соседка заперла дверь и поднялась к себе. Никакого трупа в подъезде она не видела.
Может так быть, чтобы труп, на тот момент еще живой, как раз в это самое время решил нанести третий визит Поливановой и ее чучмеку, и они его убили?..
– Может, – сам себе сказал капитан. – Чего ж не может?..
И на душе сделалось гадко. Как будто его, Сергея Мишакова, обманул человек, который уж никак не мог обмануть, не должен был, не имел права!..
Давным-давно, вернувшись из тяжелой и долгой командировки, он в своей собственной постели застукал Лизку с лейтенантиком из отдела по работе с несовершеннолетними. Он сначала изумился и ничего не понял – ей-богу не понял, как дурачок из анекдота! – а потом ему сделалось гадко. Так гадко, что он несколько дней есть не мог, его все время рвало. Потом, конечно, отпустило, а вскоре и забылось почти, только гадость осталась. Мишаков знал, что она у него внутри, много!.. Как правило, гадость не мешала ему жить, но, случалось, в нее что-то попадало, как булыжник в болото, и – бульк! – гадость всплескивала фонтаном, переваливала через края, зловонная, гнойная, и его начинало тошнить всерьез.
Сейчас в нее попало известие, что писательница ему врала.
Борясь с тошнотой, Мишаков сделал несколько торопливых глотков из коричневой кружки и выпучил глаза. От неповторимого вкуса пойла гадость отступила и притихла в изумлении, лишь слегка поплескивалась в берегах.
– Это такой чаек специальный, – объяснила старуха, – успокоительный. Там ромашка, корень солодки, валериана, пустырник. Очень помогает от нервов. Я его всю жизнь пью, и очень помогает!.. – Как бы в подтверждение своих слов, она сделала большой глоток и прикрыла глаза от удовольствия. – Туда бы еще липового цвету, только липы нынче все извели, на бульваре всего-то и осталось...
Мишаков перевел дыхание.
– Когда Поливанова вернулась в подъезд, вы не слышали? Дверь, может, хлопнула или лифт проехал?..
Старуха помотала головой и опять подула в свою чашку. Запах больницы усилился.
– Тот человек, с которым она курила, был похож на Александра Шан-Гирея?
– Не знаю я никакого...
– На сожителя ее! – гаркнул Мишаков.
– Да нет, тот мелкий такой, в завитушках, а этот видный был, вроде рослый. А как фамилия, вы сказали?..
Капитан не ответил.
Покойный Кулагин был видным и рослым. Может, с ним Поливанова и курила под липами?.. Ну, допустим, допустим!.. Докурила, отперла подъезд, ключи у нее совершенно точно были при себе, пропустила его вперед и возле лестницы хорошенько приложила «тяжелым тупым предметом», как сказал эксперт Виктор Васильевич, и добавил: «Предположительно, предположительно!»
– Может, чайку подбавить? – предложила бабка душевным тоном, и капитан отметил, что, рассказав про писательницу под липами, она как будто совершенно успокоилась и подобрела даже.
...Нужно Павлуше, лейтенанту, наводку дать, чтоб он не просто так соседей опрашивал, а именно на предмет Поливановой. Может, кто еще в окно видел, что она под липами курила и именно в одиннадцать часов! И предмет этот самый, предположительно «тяжелый и тупой»! Вряд ли, ударив, Поливанова потащила его в квартиру, скорее всего, зашвырнула куда-нибудь! Значит, надо обшарить все кусты, заглянуть под все ближайшие лавки-скамейки и влезть во все помойки.
...Писательница, черт ее возьми совсем! Хозяйка Медной горы! Провались она пропадом со своими
