И еще, очень важное, самое важное. Главное.
Она не умела никому доверять. Она никогда и никому не доверяла с тех самых пор, как лучшая подружка Наташка в десятом классе получила приглашение на вечеринку от суперзвезды десятого «А» Нины Росс, и отправилась туда, и на следующий день перестала быть лучшей Лизиной подружкой.
Нина была хороша собой, умна, насмешлива и пользовалась бешеной популярностью не только у мальчиков и девочек начиная примерно с пятиклассников, но и у преподавателей.
Нинина мама дни и ночи проводила или в кабинете у директрисы, или возле подоконника поблизости от него – когда кабинет оказывался занят или заперт на замок. Такое тоже иногда случалось, хотя шестнадцатилетней Лизе всегда казалось, что директриса затаилась в своем кабинете, как лев в пещере. Точит когти и намечает следующую жертву. Директриса любила кровавые и продолжительные истязания, с вызовом родителей, собранием «актива класса», педсовета и изредка с привлечением дородной инспекторши по делам несовершеннолетних. Вот эти самые «дела несовершеннолетних» и казались самыми опасными. Школа была «правильная», специализированная, с правильным и специализированным набором предметов, а самое главное – с правильным и специализированным набором родителей и детей. Директриса, брошенная «на усиление воспитательной работы» из соседнего ПТУ, взялась за дело со всей серьезностью. Появилась инспекторша, и призрак детской комнаты милиции замаячил в коридорах благопристойной и благополучной школы. Лизина мама возле директорского кабинета никогда не торчала, искренне считала все это глупостями и была наивно убеждена в том, что в школе нужно просто хорошо учиться и этого достаточно.
Этого было явно недостаточно. Зато Нина, благодаря караульной службе своей мамаши и собственным способностям, быстро выбилась в звезды номер один. Лиза в ее присутствии всегда помалкивала, жалась в угол, очки съезжали у нее со вспотевшего носа. Ни ее, ни Наташку в Нинину компанию никогда не брали – толку от них все равно никакого не было. Развлекаться они не умели, вермут не пили – как можно! – мальчикам не нравились. У них не было свободных квартир, куда можно притащить всю компанию слушать магнитофон, валяться на диванах и целоваться на кухне. Наташкина мама, учительница музыки со строгим пучком, находилась почти всегда дома, а Лиза все дни проводила у бабушки, куда ее сдавали, чтобы та приглядывала за девочкиной учебой. Бабушка приглядывала в прямом смысле – внучка учила уроки за неудобным дедушкиным письменным столом, а бабушка сидела рядом на табуреточке, вязала и посматривала поверх очков довольно строго. Какие там компании, диваны и вермут!..
В десятом классе Наташка неожиданно похорошела, но это не имело никакого значения. По-прежнему они с Лизой были не разлей вода, сидели за одной партой, на переменах грызли яблоко, откусывали по очереди, и лежали грудью на холодном гранитном подоконнике, с тоской глядя на улицу, где веселые мамы катили коляски с разноцветными одеялами и где была полная свобода. Свобода!..
Похорошевшая Наташка не сознавала своего изменившегося статуса до той минуты, пока Нина не пригласила ее в гости. Это приглашение было сродни признанию, вовлечению в круг «посвященных». Наташка «вовлеклась» с осторожным и независимым видом – подумаешь, мол, не видали мы ваших приглашений! Однако, несмотря на всю независимость, в первый раз в жизни она вдруг заплакала от того, что ей нечего надеть. Выходное клетчатое платьице, единственное на все случаи жизни, в расчет не бралось. Лиза тогда заподозрила неладное, но так, слегка. Наташка была постоянной величиной в ее жизни, и ничто не могло эту величину сделать переменной, ей по крайней мере так казалось.
Клетчатое платье было забраковано совершенно, и джинсы все-таки появились. Мама со строгим пучком, вздохнув, вытащила из коленкоровой тетрадки с нотными знаками отложенные сто рублей, они с Наташкой съездили в магазин и вернулись счастливые. Джинсы купили индийские, разумеется, но все-таки это были настоящие джинсы с настоящей кожаной нашлепкой чуть выше задницы!
С вечеринки Наташка вернулась другим человеком, «признанным и посвященным». Она больше не грызла с Лизой яблоко, не шепталась на подоконнике и не рассматривала «свободу», простиравшуюся за голыми ветками старых школьных лип.
Все изменилось.
Потом она пересела за соседнюю парту и через неделю уже была лучшей подружкой Нины Росс, а вовсе не какой-то там Лизы Арсеньевой!
Лиза долго крепилась и делала вид, что ничего не происходит, но это было трудно – она осталась совсем, совсем одна, как в пустыне, полной лишений и опасностей в виде директрисы, точившей когти в своем кабинете, агрессивной среды и сознания того, что шаг влево или вправо может оказаться роковым и детская комната милиции перестанет быть просто призраком, и тогда прощайте, характеристика, институт и вся жизнь! Тогда все в это верили, и именно так, как шестнадцатилетняя Лиза, – истово и честно.
Она долго крепилась, а потом все-таки зарыдала на глазах у перепугавшейся бабушки, и та утешала ее, умывала, и даже принесла в кружечке воду и сказала, что все это не имеет никакого значения. Что там Наташка, подумаешь, Наташка!.. Подруги хороши только в дополнение к основной жизненной цели. Основная жизненная цель – это отличная учеба в школе, затем правильный институт, а после него ударная работа на производстве. На благо общества, дающего каждому по потребностям и требующим от каждого по способностям. Как-то так сказала бабушка или, может, чуть иначе.
Лиза не слишком в это поверила, но зерно сомнений было посеяно. Может, и в самом деле подруги не имеют значения?! И вообще люди вокруг не имеют значения?! И если это так, стоит ли вообще с ними возиться?!
И Лиза разучилась доверять окружающим. Постепенно. Медленно, но верно.
Все люди, появлявшиеся в ее жизни, проплывали, так сказать, по поверхности. Нырять «на глубину» она никому не позволяла, да, собственно, никто особенно и не пытался. Но абсолютно во всех человеческих проявлениях с тех пор она искала и находила подвох.
«Зачем он принес мне цветы? Ему что-то от меня нужно, только бы правильно угадать, что именно. Почему он позвонил и спросил, как дела? Его не могут интересовать мои дела, он хочет уладить какие-то собственные, и надо только правильно понять, какие именно. Почему она притащила мне витамины из аптеки? Она говорит, что хочет помочь, но это не может быть правдой!»
Лиза доверяла только Дуньке, язвительной, насмешливой, остроумной, которую невозможно было провести на мякине.
Значит, нужно позвонить сестре и во всем признаваться – в том, к примеру, что она не знает, как предложить себя соседу, который то ли бомж, то ли тунеядец, то ли просто какой-то обмылок и неудачник!
Лиза засмеялась во все горло, и смех, странно громкий в тишине сонного дома, показался ей неприличным, и она испуганно примолкла. Можно представить, что скажет ей Дунька.
