– На нас – это на кого? – спросил прозорливец с прежней тонкой улыбкой.
– Лично на вас, как я уже сегодня вам сообщал. И ваше издательство обеспокоено…
– Ну, проблемы издательства меня не касаются! – вспылил прозорливец. – И если бы вы только знали, молодой человек, куда бы я засунул и издательство, и вас, и этих, что в суд подали, мало бы никому не показалось! Была б на то моя власть и воля!..
Это означает, быстро подумал Глебов, что сейчас у тебя нет ни воли, ни власти, ведь так? И если ты весь из себя такой умный, сильный и тертый калач, как же у тебя выходит – что на уме, то и на языке?!
Подумав так, он развеселился.
Ничего личного, как же!..
– Да мне только рукой махнуть, и я буду на Багамах, и в гробу я видал суды всякие! – гневался клиент.
– Ну, пока вы не можете улететь даже в Тамбов, Евгений Иванович.
– Это вы на подписку о невыезде, что ли, намекаете, господин адвокат?! Да я чихать хотел на эту подписку! Десять и еще один раз! Что мне эта филькина грамота?! Да вы хоть знаете, какие у меня связи?!
О связях Глебов был отлично осведомлен.
– А если знаете, так чего вы мне про подписку толкуете?! Я остаюсь, только чтобы весь цирк до конца доглядеть, вдруг еще что-нибудь интересное покажут!
Глебов поглубже затолкал в портфель бумаги и наконец застегнул его.
Ты здесь остаешься, потому что деваться тебе некуда, опять подумал он со ржавым мысленным скрежетом. Никто из «старых друзей» не ринулся тебя спасать, никому ты не нужен, и прекрасно знаешь об этом!
Потенциальный подзащитный пристально посмотрел Глебову в лицо и вдруг сказал плачущим голосом:
– А если вы не хотите меня защищать, то я скажу, чтоб адвоката мне поменяли! Что это такое?! Я еще должен перед мальчишкой оправдываться!
Сорокалетний Глебов, выигравший десяток очень громких процессов и не один десяток менее громких, длинно вздохнул.
Можно, конечно, сказать Ярославу, чтобы нашел для своего автора какого-нибудь другого адвоката, но… отступать не хотелось, да и дело казалось не слишком сложным. Подзащитный, конечно, не очень приятный человек, но не бросать же из-за этого дело, которое еще даже не началось!
– Евгений Иванович, – Глебов присел на стул возле громадного стола на четырех стеклянных квадратных ногах, подсвеченных изнутри. И кто это придумал поставить в рабочем кабинете такой стол?! Наверняка дизайнерша, изучавшая ремесло в столице мира городе Париже, и наверняка зовут ее Изольда! – Вы напрасно рассердились на меня. У нас с вами пока нет никакого контакта, а мне необходимо, чтобы он был. Ну по крайней мере желательно! Я не смогу вас защищать, если так и не пойму, зачем вы написали эту книгу, да еще вписали туда людей под настоящими фамилиями! И не последних людей!
Глаза у Евгения Ивановича сделались непроницаемыми. Эту науку, как изменять взгляд, он тоже усвоил отлично. Глаза у него то искрились весельем, то горели озорным огоньком, то вспыхивали гневом, то становились непроницаемыми. Глебов так и видел, как Евгений Иванович репетирует перед зеркалом, заложив руку за лацкан пиджака.
А теперь давай гнев, говорит он себе, и послушно гневается по собственному заказу!
– Эта книга – пророчество, – сообщил Евгений Иванович значительно и из взора непроницаемого быстренько сотворил взор проникновенный. Руками он все время шарил по столу, и это отвлекало Глебова, мешало сосредоточиться.
– В каком смысле? – уточнил адвокат, стараясь не раздражаться. – То есть в этой книге вы говорите о будущем? О реальном будущем?
– Пророчество, – повторил Евгений Иванович еще более значительно.
– Так. – Глебов снова открыл портфель и извлек на свет божий тяжелую холодную книгу в солидном неброском классическом переплете, пестрящую закладками. Портфель он бросил на пол. Застежка открылась, и теперь портфель напоминал замученную собаку с высунутым языком. – Вот здесь, страница тридцать четыре, написано, что президент «Омега-банка» Сикорский в девяносто восьмом году лично организовал дефолт путем подкупа должностных лиц и устранения тогдашнего генерального прокурора Синяева, который, как всем известно, был найден возле своего подъезда с несколькими огнестрельными ранениями. Синяев чудом выжил, а его водитель погиб. Дело так и не было раскрыто.
Евгений Иванович монотонно и недовольно кивал.
Должно быть, в данный момент он изображал Льва Николаевича Толстого в момент зачитывания Софьей Андреевной вслух счетов за сено и шинельки для старших сыновей.
– На странице сто семнадцатой речь идет о первой чеченской кампании и о том, что генерал Ворон вместе с олигархом Сосницким, который тогда еще проживал не в Лондоне, а в Москве, ездили в Грозный к Дудаеву и привезли ему наличными три миллиона долларов для вооружения чеченских ополченцев и оплаты арабских наемников. – Глебов мельком взглянул на недовольного пророка. – Сто сорок седьмая страница. Здесь действующий президент дает указание расстрелять другого олигарха, Дмитрия Белоключевского, и его расстреливают на даче вместе с женой, причем в расстреле принимает участие министр обороны Сергей Петрович Петров.
– Ну да, да, я же сам это писал! Я все отлично помню, зачем вы мне это цитируете?!
– Генерал Ворон на нас подать в суд не может, потому что разбился на вертолете. Дудаев тоже не может, его убили. – Глебов аккуратно закрыл злополучную книгу. – Сосницкий жив и здоров, хоть и в Лондоне. Белоключевский тоже жив и в Москве по-прежнему. И президент вроде бы в добром здравии и на своем посту. Синяев – министр юстиции, а Петров – министр обороны. Ну, президента можно исключить, ему
