– Вы тоже не смогли, – прохрипела Надежда. – Хотя вы были женщиной! Вы были женщиной, а сейчас вы чудовище! И я сочувствую вам.
Старуха завыла и бросилась к дивану, но Уолш перехватил ее и легко толкнул на стул.
– Откуда ты узнал? – равнодушно спросила Надежда.
– Сведения о твоем дедушке можно быстро получить в Министерстве иностранных дел, и я их сегодня получил. Ты мне сказала, что он был дипломат, и это все очень упростило. Про ключи мне сказал твой муж. Про внучку in law я догадался, когда встречался с ним, кроме того, я ее видел, и она сказала, что может его позвать. Когда у людей особенные отношения, это сразу видно. То, что она родственница твоей соседки, я выяснил, когда собирал данные на него. Письма, которые он получал и которые ты никогда не видела, опускали в почтовый ящик в тот момент, когда он входил в дом, чтобы Павел мог их забрать, а ты нет. Значит, человек, который опускал их, видел, как он входит. Ни на одном из них нет почтового штемпеля. Образца ее почерка, – он кивнул на Марью Максимовну, – у меня нет, но и так все ясно.
Надежда с трудом кивнула. Старуха прикрыла глаза.
– И что теперь? – спросила Надежда после долгого молчания.
– Теперь я должен найти в твоей ванной ключ от лифтов, – сказал Уолш. – Я его потерял, а без него президент Соединенных Штатов никак не может приехать в гостиницу «Англия».
Максим Вавилов достал из коробки очередной носовой платок и сунул в руки плачущей женщине. Она плакала, наверное, уже минут сорок, а он только и делал, что подавал ей платки.
– И вы представляете, – заговорила она, громко высморкавшись, – вы представляете, ничего! Ни звонка, ни письма! И ребенок спрашивает, а я? Что я ему могу сказать?! Уехал в командировку наш папочка! Один раз только и позвонил! Я ему – с ребенком поговори, уродина! А он мне – некогда! Некогда ему!
Она опять заплакала, и Максим достал из коробки следующую салфетку. Скомканные мокрые салфетки она складывала в кучку, и кучка выросла уже довольно значительная.
– Значит, с тех пор, как в начале лета вы расстались с мужем, он не приезжал и позвонил только один раз?
– Ну да! – горестно сказала бухгалтерша Ира. – Скотина он последняя!
Она посмотрела на Максима Вавилова и неожиданно выпрямилась, а до этого все сидела сгорбившись. Она вдруг выпрямилась, поймала свое отражение в стекле посудного шкафа и зачем-то поправила букли. У нее были сильно накрученные светлые волосы, ярко-красная помада и оранжевый лак на ногтях.
Наведя таким образом красоту, она вдруг улыбнулась Максиму и спросила, не хочет ли он кофе. Он сказал, что не хочет.
– Слушайте, а вы правда по алиментам?..
– Я?! – переспросил оперуполномоченный. – Я, конечно, по алиментам!
– А как же вы по алиментам, если мы даже на развод не подавали?
– А я заранее, – объяснил Максим туманно и добавил быстро: – А вот в тот единственный раз ваш муж сам вам звонил или вы ему?
– Да что же это я ему буду звонить, когда он, кобелина, с какой-то лахудрой от меня гулял?! Не стану я ему звонить! Ни за что не стану!
– Значит, он звонил?
– Он.
– А что он сказал?
– Сказал, что все у него нормально и чтоб я ему не звонила. Он на новом месте вроде бы уже, и все у него хорошо! У него-то хорошо! А я тут одна с ребенком! – И она опять собралась заплакать. Красная помада чуть размазалась вокруг рта, и она вытирала губы осторожно, берегла помаду.
– Ну, ну, – глупо сказал Максим Вавилов. – Вы так не переживайте.
– Да я за ребенка переживаю! Муж-то мне что? Я себе таких сколько хочешь найду! – И сквозь слезы она улыбнулась зазывной улыбкой.
Максиму было ее жалко. Он не очень понимал, каким образом Катя Самгина могла подружиться с такой несуразной девкой, как эта бухгалтерша, а в том, что она несуразная, он нисколько не сомневался.
Невыглаженное белье было свалено в кресле, и она скинула его на пол, когда предлагала Максиму сесть. Унылая пыльная штора висела прямо посередине окна, и таким образом получалось, что окно как бы и не открыто и не закрыто, и света попадало мало, скудно. Из пепельницы торчали обведенные помадой окурки, которые туда не помещались, и их приходилось заталкивать. От обилия помады казалось, что их курил вампир. В открытую дверь спальни была видна разобранная постель, а возле нее на полу чашка и дамский роман. На диване были разложены какие-то бумаги и валялась выпотрошенная сумка. Содержимое ее было раскидано вокруг – видно, хозяйка что-то в ней искала и никак не могла найти.
– Да мне и мать говорит, чтоб я его бросила на фиг! – бодрым тоном сказала Ира после короткого молчания. – А я и думаю, чего я так страдаю-то?
– А вы страдаете?
– Вот когда вы своими глазами увидите, как ваш родной муж другую в постель укладывает, вот тогда я посмотрю на вас! Впрочем, вы, мужики, все кобели! У вас есть жена?
– Нет, – признался Максим Вавилов. – А с Катей Самгиной вы хорошо знакомы?
– С девчонкой-то этой питерской? Да ничего, хорошо. А почему вы спрашиваете? Или… она тоже?! С Колей моим?! Нет, вы говорите, все говорите, всю правду, не жалейте меня!
– Да ничего подобного! – возмутился Максим Вавилов. – Просто она у нас тоже… на алименты подала, вот я и спрашиваю.
