Хотя из-за неурядиц между двумя членами команды «Тайфун» последнее время в море не выходил, долго продолжаться так не могло, Михаил надеялся, что все своим порядком образуется. И вообще проводить свободное время в яхт-клубе стало для него привычкой.
Беспечно посвистывая, пересекал примыкающий к яхт-клубу небольшой садик — группа старых раскидистых деревьев, узкие дорожки среди густого кустарника. Рассеянно глядя по сторонам, Михаил заметил знакомое пестрое платье. Присмотрелся — так и есть, Нина. Она сидела под тенью большого каштана, руки ее лежали на коленях. Задумчиво смотрела на море, было во всем облике ее что-то грустное, зовущее к жалости.
Михаил вспомнил сегодняшний эпизод во время обеденного перерыва, глаза девушки, полные слез. Горюет — с Костей поругалась, теперь переживает. И он, конечно, тоже. У каждого принцип свой, это так, только трудно им ведь. Особенно ей… Подойти разве — нельзя ее так оставлять. А если опять рассердится? Никогда толком девчат не поймешь!
Поколебался, постоял, все-таки решил не бросать Нину.
— Здравствуй!
Девушка молча кивнула.
Негромко спросил:
— Присесть можно?
— Садись.
Сел. С полминуты длилось неловкое молчание. — Он понимал — надо сказать что-то, а что — не знал. Забылись слова.
И произнес далеко не самое удачное из всего, что мог:
— Что такая расстроенная?
— Ничего.
Смутился еще больше. От смущения продолжал настаивать:
— Да нет, ты не думай, я же вижу — не такая, как всегда, дай, думаю, подойду.
Она не слушала, продолжала глядеть на море. И вдруг всхлипнула, перестав сдерживаться, с трудом выговорила:
— Люблю я его, а он!..
Плакать начала, так и знал, что к тому дело идет! А чего плакать? Костя ее тоже любит, — подумаешь, поругались! Сегодня поругались, завтра забыли!
Вслух сказал:
— Вот и хорошо:
— Глупый ты, — невольно улыбнулась сквозь слезы Нина. — Что тут хорошего.
— Как что? Ведь он тебя тоже любит, точно говорю, я же знаю.
— Ничего не любит, я к нему на новоселье шла, так на душе хорошо было, а он меня… — снова заплакала, сердито утирая слезы маленьким загорелым кулачком.
Михаил совсем растерялся от новых слез. Схватил девушку за плечи, неловко успокаивал, поглаживая ее руки:
— Брось, не плачь, обойдется, уладится…
— Не уладится! Я первая к нему не пойду, а он ко мне… Он с Лоркой учет-е-тчи…! — и опять в слезы.
— Ты не реви, ты послушай!
— Вот вы где?!
У всех троих членов экипажа «Тайфуна» оказались одинаковые вкусы, и вкусы эти свели всех троих в одном месте. Так же, как Нина и Михаил, Костя после работы отправился в яхт-клуб, подобно им заметил укромную скамью, на которой сидели двое. Причем, сидели, крепко обнявшись, как показалось Косте, не особенно расположенному разбираться в деталях.
— Вот где! — повторил он, кусая губы. — Удобно устроились.
Михаил и Нина подняли головы, увидели неслышно подошедшего Костю. Девушка вскрикнула, вскочила. Тонкая фигурка быстро исчезла среди густого кустарника.
Стараясь показаться равнодушным, ироничным, Костя сказал:
— Интересно время проводите.
Не выдержал взятого тона, шагнул к Михаилу.
Тот увидел злые глаза, дергающиеся от бешенства губы, сжатые крепкие кулаки и понял: недалеко до беды. Встал со скамьи, отошел в сторону, чтобы ничего не иметь за спиной.
— Паразит! — громко заявил Костя. — Я тебе морду набью.
— Слушай, — Михаил не понимал его злости. — Чего ты вызверился? Дай объяснить.
— Объяснить! — Костю это предложение обозлило еще больше. — Много ты объяснишь. Я сам видел.
— Ничего ты не видел.
— Заткнись! Пошли вон туда, подальше, а то здесь народ сбежится. Пошли, я тебе морду побью.
— С ума сошел! Что ты — пацан пятнадцатилетний?
Костя подскочил к Михаилу. Тот был настороже, схватил Костю за руки, не давал развернуться, ударить. Несколько минут топтались на траве, не в силах — один вырваться, другой успокоить противника.
— Пусти! — наконец прохрипел Костя, видя, что из попытки подраться ничего не получается.
— А не будешь снова лезть?
— Пусти, тебе говорю.
— Дай слово, что не полезешь!
Не отвечая, Костя рванулся, освободил руки. Однако вместо того, чтобы снова кинуться на Михаила, потребовал:
— Ладно! Если ты сознательный такой, идем боксировать.
— Вот привязался! Да не хочу я боксировать! Давай поговорим по-человечески. Она…
— Струсил, гнусный! За чужими девчатами бегать можешь, а теперь струсил!
— Ну, раз так, идем!
«Подумать только! — мысленно говорил себе Михаил. — Защищал его интересы, а этот идиот накидывается на своего защитника с кулаками, лается на чем свет стоит… И пусть! Сам захотел и свое получит. Никто его не боится и бояться не собирается. Боксировать, так боксировать!»
Свои недавние рассуждения о том, что Косте и Нине ничего не стоит по-хорошему объясниться, забыл.
Молча, не глядя друг на друга, пришли в яхт-клуб. Среди прочих спортивных сооружений его, был ринг — площадка для бокса, летом здесь часто устраивались соревнования. Михаил остался, Костя зашел к дяде Паве:
— Дай боксерские перчатки.
— Зачем?
— С Семихаткой потренироваться хотим.
Голос его, нехорошо блестящие глаза не понравились дяде Паве. Секунду поколебался, все же вынул из шкафа две пары перчаток:
— На… А я погляжу, как вы… тренируетесь.
— Твое дело! — сердито пожал плечами Костя.
Когда они вышли к рингу, Михаил уже был раздет.
Костя тоже скинул рубаху и брюки, остался в трусиках.
Надели перчатки, сошлись на середине ринга.
Глянув на приближающегося Костю, Михаил понял, какую совершил ошибку, согласившись на бокс. По силе противники были равны, может, даже Михаил немного сильнее и килограммов на пяток тяжелее. Преимущество свое мог он использовать в борьбе и использовал, не дав Косте начать драку. А на ринге, в боксерских перчатках, более тренированный, более ловкий, лучше владеющий своим телом, в выигрышном положении находился Костя.
