секрете.
— История раскроет много тайн, похлеще этой, — пожал плечами Марченко.
— А когда впервые обнаружили мины в Энском заливе?
— Перед самым концом войны. На них взорвался французский теплоход «Эжени Самбор». Вторая жертва — советский рыболовный сейнер «Гагара». Погибло пять человек команды. На «Эжени Самбор» никто не уцелел. Минировали, вероятно, с гитлеровской подводной лодки. Глубины большие, подойти она могла. С риском, конечно, но не особенным. Однако это только предположение. Что происходило в действительности, мы не знаем.
— Так или иначе, — вставил Бурлака, — район объявили запретным для плавания из-за минной угрозы. В двадцати милях на юг от Энска, пересекая пеленг мыса Островной, все суда должны поворачивать на северо-северо-восток и, лишь пройдя двенадцать миль, снова взять курс на Энск…
— По непонятным причинам пароход «Маринелла» пренебрегает опасностью, идет через запретный район. В результате гибнет, как «Эжени Самбор» и «Гагара», — продолжал рассуждать Марченко. — Дальше. Многим известно: в Энске живет и работает крупный специалист по минам инженер Борисов. Он, например, руководил работами по разминированию акватории нашего порта.
— Точно, не только руководил, но и лично разряжал гитлеровские «сюрпризы», — подтвердил лейтенант.
— Видели его тогда и работники консульства и различные представители, приезжавшие на иностранных судах. Догадаться, что Борисов займется минами в Энском заливе, не трудно. Так? — Марченко взглянул на Бурлаку и сам себе ответил: — Так. Теперь возле Борисова крутится неизвестный. И я уверен: между гибелью «Маринеллы» и слежкой за Борисовым есть определенная связь.
— Не пойму, — недоумевал Бурлака.
Марченко посмотрел в упор на лейтенанта и убежденно сказал:
— «Маринелла» погибла не случайно.
Лицо Бурлаки выражало недоверие.
— Неужели… Неужели вы думаете, что ее капитана умышленно не предупредили об опасности?
— Да, — тихо, почти не разжимая губ, сказал каперанг.
— Не верю! — вырвалось у Бурлаки. — То-есть, простите, я сомневаюсь не в ваших словах, а в данных, по которым вы пришли к такому выводу. Послать на верную смерть людей! Наконец погибло же судно, владелец его потерпел убыток.
— К сожалению, — медленно и грустно сказал Марченко, — бывают на свете события, в которые трудно поверить… Но они бывают. Владельцам погибших судов выплачивается страховка. Умышленные аварии на море не раз практиковалась еще до войны, особенно в годы кризиса. Сейчас судовладелец, кроме страховки, получает специальную премию от правительства. «Маринелла» — старый пароход. Он пошел бы на слом или стоял на приколе, не принося хозяину ничего, кроме убытка. Война кончилась, и в любом крупном капиталистическом порту уже бездействуют десятки более современных и совершенных, чем «Маринелла», кораблей. Утонув, она дала хозяину прибыль. Вы скажете: а люди? Но мы знаем факты более вопиющие, чем гибель тридцати-сорока моряков.
Бурлаку подавляла жестокая логика рассуждений каперанга.
— Еще больше, чем коммерческое, гибель «Маринеллы» имела военное значение, — говорил Марченко. — Судите. Ваше предположение верно. Фон Грауниц сообщил военно-морской разведке о минах новой конструкции, ранее неизвестных. Конечно, секрет их постарались приберечь, очевидно, поставили на вооружение своего флота. Сведения ценные. Однако надо быть слишком наивными, чтобы поверить фон Грауницу на слово, А наивных людей в разведке нет. Не надейтесь. Начальник, который узнал о «голубой смерти», сразу организовал проверку. Очевидно, не случаен пылкий интерес некоего господина, посещавшего Энск, к обстоятельствам гибели «Эжени Самбор» и «Гагары». Он, видите ли, руководил организацией, занимающейся благотворительностью среди семей моряков, погибших на войне. Я еще тогда отметил у себя в памяти этот интерес, не зная, впрочем, какую он может сослужить службу впоследствии.
Бурлака продолжил мысль каперанга:
— Очевидно, того, что они узнали о гибели «Эжени Самбор» и «Гагары», не хватало для точных выводов. Надеяться, что еще какое-нибудь судно попадет на минное поле, бессмысленно: раз мы объявили район опасным, то корабли обходят его стороной. Требовалось послать кого-нибудь специальным курсом на мины. И, — лейтенант зло насупил брови, — и послали старую «Маринеллу», гибель которой принесла хозяину барыш, разведке — уверенность в полученных ею данных, а морякам… смерть.
— Да, и мы должны сделать, чтобы они были последними жертвами этих мин, — сказал Марченко.
— Точно, — продолжал Бурлака, — но дальше я теряю нить. Борисов взялся за «голубую смерть». Ему удалось сконструировать трал «Надежный», который в значительной мере обезвреживает ее. Скоро Энский залив станет совершенно безопасным для кораблей. Попытка сохранить гитлеровское изобретение для себя провалилась. Чего ради теперь-то пытаться мешать Борисову?
— Видишь ли, — незаметно Марченко перешел на «ты». — Есть много причин пытаться противодействовать Борисову. Некоторые из них, наверное, навсегда останутся нам неизвестны, но кое о чем можно догадаться. Радиус действия трала, сконструированного Борисовым, пока ограничен. «Голубая смерть» побеждена не до конца. «Надежный-2», работу над которым Борисов заканчивает, победит ее окончательно. Это одна сторона дела. Но есть и другая, не менее важная. Существуют, например, магнитные мины. Их уничтожает специальный трал. Для комбинированных магнитно-акустических мин нужно конструировать иной. В данном случае задача обратного порядка. Узнав, каков «Надежный», изменить мину, обезопасить ее от трала. И она опять будет страшной. Вот почему нельзя, чтобы чертежи «Надежного» попали во вражеские руки.
— Раз нельзя, значит не попадут, — громко сказал Бурлака. — Порядок полный.
— Излишняя самоуверенность вредна в нашей работе, — резко ответил Марченко.
Бурлака покраснел. «Глупость сказал, — выругал сам себя лейтенант. — Подумает еще Георгий Николаевич, что я хвастуном заделался».
— Но в общем вы правы, — переходом на «вы» каперанг подчеркнул недовольство. — О «Надежном» могут знать лишь те, кто не станет использовать его в преступных целях… Вот это и есть твой «порядок».
— Будет вам о нем вспоминать, товарищ капитан первого ранга, — жалобно сказал Бурлака. — Не подумавши я ляпнул, просто с языка сорвалось.
— У нас с тобой ничего с языка срываться не должно, — добродушно сказал Марченко. — Вот за это я тебя и корю. Знаю, что ты не из породы хвастунишек… Итак, товарищ лейтенант, обстановка вам полностью ясна. Получите подробно разработанное оперативное задание и действуйте.
— Слушаюсь, товарищ капитан первого ранга.
Бурлака поднялся со своего места и встал по стойке «смирно». Встал и Марченко.
— Дело сложное, — сказал Марченко. — Тем более сложное, что пока совершенно неясно, с чего оно должно начаться. По существу, мы еще не знаем намерений врага, а нам необходимо их разгадать. О вашей работе докладывайте ежедневно в двадцать три ноль-ноль.
— Слушаюсь, товарищ капитан первого ранга.
— Можете итти. Желаю успеха.
— Спасибо, товарищ капитан первого ранга.
Задание было очень трудным. Марченко имел основания думать, что вражеские разведчики пойдут на все, стараясь раскрыть секрет «Надежного», но как начнут они, когда, Марченко не знал.
Каперанг отвечал на телефонные звонки, выслушивал доклады сотрудников, подписывал бумаги, но мысли все время возвращались к Борисову и его изобретению…
Бурлака тем временем направился на Пушкинскую улицу. Конструкторское бюро размещалось в особняке, стоящем в глубине старого сада. За садом из-за деревьев виднелись стены разбитых бомбежкой и невосстановленных зданий. С одного бока к саду примыкал гараж, с другого — жилой дом. Квартал был людным, но не шумным: трамваи, троллейбусы, основной поток автомашин сворачивали на главную улицу, не доходя до Пушкинской. Здесь проезжали лишь отдельные автомобили.
