можно без особых усилий.
Открыл окно, влез в дом.
Здесь все было так же просто, скромно и опрятно, как в комнате на Привокзальном переулке. На дощатом столе стояла воткнутая в бутылку полусгоревшие свеча, рядом валялся обгоревший спичку. 'Уехал, как стемнело', отметил про себя Воробьев.
Не найдя в пустом доме ничего интересного, Воробьев снова вылез через окно и начал осматривать участок. Затем обследовал тропу и прилегающую к ней территорию. Делал это долго, со все большим волнением, а когда кончил, устало сел на камень, закурил и задумался. Следы рассказали Воробьеву все, что произошло здесь несколько дней назад.
К домику Сытника пришло двое: один – невысокий, легкий, второй – выше, гладкий, ступни его глубоко отразились в земле. Немного поговорив, все трое направились к шоссе. Сытник добровольно покинул жилище – в этом не было сомнения, никаких следов борьбы, сопротивления с его стороны Воробьев не обнаружил.
Следовательно, они заперли дом и ушли. К шоссе следы были хорошо заметны, но дальше, на асфальте, исчезали.
Перед Воробьевым возникли новые сложные вопросы. Куда делся Ситник? Почему он решил куда пойти, никому об этом не сказав? Что это были за люди, которые посетили его? Почему Сытник пошел с ними?
На один из этих вопросов Воробьев не мог ответить.
… Вот уже больше месяца, как местная милиция получила сведения о том, что в Новосибирске появились спекулянты, которые сбывают по фантастически дорогих ценах заграничные товары: женское белье, обувь, парфюмерию. Торговля ведется строго конспиративно, только дома у 'надежных людей'. Есть предположение, что товар сбывают подставные лица, а главный организатор пытается быть незаметным.
Сведения оставались неподтвержденными, неясными, пока однажды ночью сотрудники милиции не постучали в дверь заведующего продовольственной лавки номер 3 – Котельника. К такому визиту Котельник оказался вполне подготовлен. Без проволочек и лишних викручувань рассказал, что делал 'операции' с халвой, сливочным маслом, селедкой и вообще со всем, что попадет под руку.
Во время обыска в квартире Котельника нашли, кроме золота и денег, коробку пудры 'Ша нуар'. Ярлык на коробке гласил, что месяца два назад она была во Франции.
Жена Котельника охотно объяснила, откуда взялась коробка: купила у женщины, которая и раньше приносила 'интересные' вещи. Зовут ее Марфуша, пожилая, одевается во все темное, на голове черный платок. О своем приходе никогда не предупреждает.
Хорошенькая белая коробка с изображением черного кота на крышке стала очень хорошую службу уголовном розыске.
Работники розыска пришли к выводу, что пудра могла попасть из Франции лишь контрабандным путем через один из морских портов.
После длительного и пристального наблюдения удалось установить, что некоторое Игнат Гуровой ежемесячно, а то и дважды в месяц, получает посылки с Энск.
Начали проверять личность Турова. Оказалось, что доверие оно не вызывает.
Когда Гуровой был 'мурашкивцем'. 'Мурашкивци' – одна из наиболее фанатичных религиозных сект.
В тридцатых годах на Волыни некий Иван Мурашко от имени господа бога объявил себя 'Ильей- пророком' и 'ангелом завета'. Основания для этого, по словам Мурашко, были такие. Однажды прогуливаясь по полю, он, Мурашко, встретил женщину. Или от неожиданности, то ли по иным причинам женщина 'помертвела'. Из 'помертвела' послышался голос Христа. Вещал он трое суток, а Мурашко аккуратно все это записывал. Наконец, Христос замолчал, и женщина 'воскресла'.
Эта бессмысленно-фантастическая история легла в основу 'мурашкивськои веры', которая до сих пор кое сохранилась в нашей стране.
Особенно по-варварски относятся 'мурашкивци' к женщинам. 'Сестрам', которые вступают в секту, делают на спине крестообразный надрез бритвой. Кровь жертвы собирают в бутылку, смешивают с водой и крестят ней новорожденных, конечно, за хорошую плату, превращая человеческую кровь на деньги. Первой удостоилась 'наложение креста' Любовь Ишенко. За это она получила титул 'матери Сиона', и когда Мурашко, наторгувавшы за кровь немалую сумму, бежал в Аргентину, 'иметь Сиона' осталась во главе секты, вместе с назначенными ею 'апостолами',. агитируя верующих ждать 'царства Сиона'.
В годы войны Игнат Гуровой неизвестно как оказался на Херсонщине, в далеком селе, и образовал там секту 'мурашкивцив'. Ему повезло втянуть в свои сети несколько женщин, которые заботились о 'пастыря', и Туровом жилось как у Христа за пазухой.
Но вот стали возвращаться домой фронтовики. Ни один из них не одобрил религиозного увлечении своей жены.
Законным порядком повлиять на гастрольной было хлопотно, да они и не хотели впутывать закон в свои семейные дела. Просто однажды вечером к дому, где был на квартире Гуровой, вошли двое мужчин и предложили ему до утра убраться из деревни. Глядя на их лица, на солдатские ордена, медали и нашивки за ранения, которые они получили в боях, Гуровой понял, что спорить на этот раз не только бесполезно, но и опасно.
'Беседа' с бывшими фронтовиками так повлияла на Турове, что с Херсонщины, заехав на короткое время в Энск, ресниц метнулся аж в Новосибирск. Жил здесь тихо и смирно, работал банщиком. Но об истинных заработки гастрольной стало известно только в последнее время, когда узнали, что к нему одна за другой поступают посылки с обратным адресом: 'Энск, Гоголя, 4, квартира 9. П. Т. Малов ', а он так же регулярно направляет крупные суммы в Энск до востребования на имя П. Т. Карпов.
Собрав все необходимые данные и подождав пока Гуровой получит очередную посылку, уголовный розыск потребовал от прокурора санкции на обыск.
В грязной, темной каморке, которую занимал Гуровой, нашли на сто двадцать тысяч рублей различных зарубежных вещей. Как потом выяснилось, Гуровой и тут сумел найти двух мракобесок и образовать с ними нечто вроде новой 'религиозной секты'. По его поручению Саша и Марфуша сбывали товар.
А когда сотрудники уголовного розыска подняли половицы в коридоре Турове, то обнаружили 'товар' уже другого сорта. Бережно завернутые в клеенку, там лежали пять брошюр 'За что молятся' слуги седьмого дня '. На титульном листе было указано, где они печатались: 'Бруклин, Нью-Йорк, США'.
Гуровой рассказал, что вещи он действительно получил посылками от знакомого с Энск, а откуда взялись брошюры – объяснить отказался. 'Не знаю, я их туда не клал', отвечал он. Следователь отметил, что на клеенке, в которую завернуты брошюры, отпечатки пальцев Турова. Тогда бывший 'мурашкивець' придумал новую версию: буклеты отправлено почтой неизвестно кем, он, Гуровой, испугался, никому их не показал и спрятал. Эту басню он повторял с тупой упрямством.
Искали и сообщников Турове, что поставляли ему заграничные вещи. Как и предполагали сотрудники уголовного розыска, обратный адрес на посылке оказалась фальшивой – никакой Малов на улице Гоголя не жил, и вообще Маловым с инициалами П.Т. в Энск не нашлось. Но вот деньги, долю выручки за проданное, на фальшивую адрес Гуровой посылать, конечно, не мог. Получала их вполне реальное лицо – П. Т. Карпов.
Начали следить за Карпов. И тогда произошло событие, и завершила всю эту довольно сложную историю.
Однажды вечером на одной из улиц Энск, недалеко от порта, стоял моряк. Он был хорошо пьян. Держа в руках пиджак яркого модного цвета, моряк непрестанно повторял: 'Купийт! Купийт! Три сто рублз! 'Время от времени он хлопал себя пальцем по горлу, интернациональном языке жестов показывая, для какой цели нужны' три сто рублз '.
Поведение моряка никого не удивляло. После освобождения от гитлеровцев Энск все чаще посещали иностранные суда. И экипажи получили у местного населения пренебрежительное прозвище 'барахольщики'. Некоторые моряки просто на улицах продавали всякую мелочь, привезенный из-за рубежа.
С полчаса призывы купить пиджак остались напрасными, прохожие не обращали на них внимания.
