Только какая сердобольная бабушка заметила: 'Вот она, водка, до чего доводит. С себя продает… Говорят, гипнозом от нее теперь лечат', и пошла своей дорогой.
Моряк начал хрипнуть, но все еще не переставал повторять свое 'купите', но уже не так бодро, как прежде. Когда, казалось, иностранец уже окончательно потерял надежду продать пиджак, к нему подошел благообразно пожилой мужчина, пощупал, внимательно осмотрел вещь. Сторговались быстро.
Не успел человек отойти и полквартала, как его остановили, попросили предъявить документы.
Вместо документов мужчина выхватил новенький пистолет системы 'Вальтер' и выстрелил. Работник уголовного розыска, который не ожидал такой прыти от благообразно старичка, едва успел уклониться от пули. Товарищ его выбил из руки неизвестного пистолет. Преступник бросился бежать. На его пути случился случайный прохожий, который и схватил его за шиворот. Как потом выяснилось, этим преступником был Карпов.
Только вспоров подшивку купленного пиджака, сотрудники уголовного розыска поняли, какую ошибку допустили, не задержав вместе с 'покупателем' и 'продавца', их встреча была заранее подстроено, в пиджак были вшиты листовки и брошюры, напечатанные в Бруклине.
…Все это произошло почти в то самое время, когда Воробьев разыскивал внезапно исчезнувшего Ситника…
VIII. Житие отца Иваньо
Отец Иваньо имел небольшой домик с садом и жил одиноко. Знакомства своего никому не навязывал, но и соседей не чурался. Особенно охотно священник проводил время в обществе детей.
Вечерами дети часто собирались у него в саду, и отец Иваньо рассказывал им столь же интересны, насколько и спасены истории о приключениях миссионеров в далеких странах.
Любезностью в обхождении и разными мелкими услугами отец Иваньо сумел преодолеть среди жителей маленькой улице, где стоял его домик, то недоброжелательность, которая глубоко укоренилась в сознании простых людей этого края в отношении униатских священников верных слуг Ватикана. Конечно, к служителям униатской церкви новые знакомые отца Иваньо целом не изменили своего отношения, но для него делали исключение.
Даже старый враг церковников, ожесточенный безбожник Андрей Вершили признавал, что отец Иваньо не подходит под общую мерку. 'Некоторое ненастоящий поп, – говорил он, – водки не пьет, ключницы не держит… Живет тихо, если не в церкви служит, то в саду своем копается или детям сказки рассказывает …'
Вершило и сам был не прочь поговорить с 'ненастоящим попом', хотя и не хотел в этом признаваться. Беседовали они в основном о будущем урожае, об уходе за пчелами и другие такие же невинные вещи. От бесед, связанных с политикой, отец Иваньо явно уклонялся, а на попытки вершила подвергнуть сомнению догматы святой веры и первоапостольской церкви отвечал деликатным молчанием.
Эти беседы всегда оставляли у Андрея вершила двойственное впечатление.
– Будто ничего себе человек, – говорил он и, помолчав минуту, добавлял: – Правда, еще недавно у нас живет. Посмотрим, что будет дальше.
Дни мирной жизни отца Ваня спокойно проходили один за другим. Когда священник шел по улице в своей черной, простого покроя сутане и широкополой касторовом шляпе, встречные вежливо кланялись ему, приветливо, доброжелательно отвечая на его широкую улыбку.
Павлюк считал, что только он один знает настоящее лицо Иваньо – крупного деятеля греко- католической церкви в Закарпатье, заядлого поклонника Ватикана, исповедника всех обреченных в его округе гитлеровцами на смерть. Нередко после такой исповеди опять начинались аресты, проливалась кровь. Отец Иваньо ловко делал то, что не удавалось гестаповцам. С иезуитской коварством спрашивал у предсмертный час у какого-нибудь осужденного оккупантами к казни гуцула фамилии друзей, приятелей, 'сообщников'.
Когда на фронте дела хозяев пан-отца стали совсем плохи и Советская Армия начала стремительно продвигаться вперед на запад, Ваня исчез из Закарпатья. Появился он в Кленовые скромным священником одного из храмов. Соседям Иваньо рассказывал, что жил раньше на Холмщине, и при необходимости мог подтвердить свои слова официальным документам, выданным в канцелярии митрополита Шептицкого, которая содержалась в Львове, на Святоюрской горе.
Среди 'надежных людей', на помощь которых рассчитывал Павлюк, отец Иваньо занимал первое место.
Встретиться с Иваньо Павлюк решил в костеле святой Елижбеты.
Огромный средневековый храм был украшен с пышностью, свойственной униатским и католическим церквям.
Позолоченная статуя Христа строго смотрела на одиночные фигуры молящихся. Свечи горели тусклым желтоватым пламенем, бросая теплые блики на холодный мрамор стен. Голоса певчих то поднимались до самых высоких нот и звенели где-то вверху под куполом, то опускались до низких, рокочущих, будто падая вниз.
Павлюк вошел в костел, когда служба близилась к концу. Подождав немного, попросил церковного служителя вызвать отца Ваня.
Священник медленно вышел из придела, ища глазами того, кто его звал.
Павлюк приблизился:
– Пан-отец, я хотел бы исповедаться у вас.
Ваня внимательно посмотрел на незнакомца. Настороженный огонек мелькнул в его глазах и погас, взгляд снова стал ласковый, как всегда. Это изменение не приховалася от опытного глаза Павлюка.
– Вы узнали меня, – сказал Павлюк, когда они вошли в исповедальню, похожую на высокий ящик. – Мы встречались однажды в приемной гауляйтера Украины господина Эриха Коха.
Румяное добродушное лицо Иваньо было спокойно.
– У меня плохая память, – ответил он.
Павлюк ожидал, что после этих слов Иваньо начнет его расспрашивать, но тот молчал.
Увидев, что священник не склонен заводить разговор, Павлюк пожал плечом.
– Я хотел бы поговорить с вами.
– О чем?
– Вы должны помочь.
– Кому?
– Тем, кто помогает вам и, будем говорить откровенно, кто руководит вами, батюшка.
Ваня молчал. Его длинные хищные пальцы перебирали четки – спокойно, методично.
– Чего вы молчите? – Не выдержал Павлюк.
– Я жду, что скажете вы.
– А что я должен сказать?
– Не знаю.
– С вами трудно разговаривать.
Ваня не ответил.
Павлюк вынужден был уступить.
– Я пришел к вам с просьбой.
– Обязанность христианина велит мне помогать ближнему.
– Даже в том деле, о которой я хочу вас просить?
Ваня встретился взглядом с Павлюком. То Павлюком показалось, то ли на самом деле – священник сделал едва заметный утвердительный знак. Только теперь Павлюк понял истинную причину уловок отца Ваня. Священник вел разговор так, чтобы против него не было ни одного доказательства, каждое его слово имело двойное значение.
Разгадав тактику Иваньо, Павлюк почувствовал себя увереннее.
– Вы напрасно боитесь меня, – сказал Павлюк. – В доказательство могу привести эти слова. –
