– Что вы, такая мелочь!
Грицай остался один. Вокруг царила гнетущая тишина. Во всем огромном храме не было слышно ни звука. Только с улицы изредка доносились резкие автомобильные гудки.
Грицай взглянул на часы – уже тридцать две минуты, как ушел Ваня.
Наконец, он появился, смущенный, добродушный, с ласковой улыбкой.
– Мне так стыдно, я невольно обманул вас. В моем сане это непростительно…
– О, что вы! Пустое, – перебил его Грицай.
– Нет, нет, не утешайте меня. Это непростительно. Я должен был проверить все бумаги, прежде чем уверять, что плана нет. А он валялся на шкафу – заброшенный и забытый, В подземелье теперь никто не бывает.
Ваня протянул свернутый в трубку лист бумаги. Никаких признаков пыли Грицай на нем не заметил.
– Да на шкафу, говорите? – Между прочим спросил он.
– Да, на шкафу, поэтому я и забыл о нем.
'Да ты же им только вчера пользовался, – подумал Грицай, разворачивая на столе план. – Вот и свежие заметки шариковой ручкой '.
Уголком глаза он следил за Иваньо. Священник, не знал о пометки на плане, побледнел.
Но через мгновение на лице Иваньо не осталось и следа от пережитого волнения.
– Значит, так, – задумчиво произнес Грицай, внимательно рассматривая план. – Спуск в подземелье здесь винтовой лестницей. Вот – коридор и отдельные, не соединенные между собой помещения.
– Это бывшие темницы узников, – прощающим тоном объяснил Ваня. – Знаете, средневековье, инквизиция, суровые нравы… В одних камерах еретиков приковывали за локти к стене на долгие годы, у других – держали на цепи с чугунным ошейником.
Грицай напряг все силы, чтобы не выдать волнения ни движением, ни возгласом. Внешне он был совершенно спокоен, а мысли сновали быстрые и тревожные.
Кто-то ищет в подземелье то же, что и он. Это видно из пометок на плане. Кто-то идет впереди… И, возможно, уже достиг цели… 'Двенадцать шагов по коридору', сказал ксендз Пшеминський, умирая. Примерно в этом месте на плане чья рука поставила едва заметную точку. 'Потом слева', вот крестиком отмечено поворот, 'третья камера и …' на плане она обведена толстым кругом. Получается, неизвестный тоже! …
Грицай оторвался от своих мыслей, начал прислушиваться к рассказу Иваньо:
– Говорят, что в подземелье до сих пор появляются призраки невинно замученных, слышать стоны и лязг цепей… Впрочем, – голубые глаза священника стали холодностальни, впились в Грицая с вызовом и даже угрозой, – вы же материалист и не верите в потустороннюю жизнь!
– Конечно, – спокойно ответил Грицай, тоже глядя прямо в глаза Иваньо. – Я материалист и не верю в загробную жизнь.
Священник мягко улыбнулся:
– Верить или не верить – право каждого.
– Совершенно верно… Значит, я могу идти?
– Я провожу вас.
Вышли в тот самый коридор, которым пришли сюда, но вернули не налево, к двери на улицу, а в противоположную сторону.
Коридор был темный, искореженный. Грицай считал повороты, двери, встречавшиеся на пути. Он знал, что эти сведения затем пригодятся.
Коридор упирал, ся в дубовые двери, окованные широкими железными полосами. Толстенный засов с замком-Пудовика прочно запирал их. Выломать такую дверь без специальных инструментов было невозможно.
Ваня вытащил связку ключей и вонзил крупнейший в щель.
Догадка Грицая, что в подземелье недавно кто спускался, подтвердился – замок отключился легко. НЕ заскрипели и петли дверей, Грицай и Ваня открывали их.
В лицо пахнуло затхлым, влажным воздухом. Впереди стояла густая, почти осязаемая тьма. Даже очертания предметов нельзя было распознать в этом сплошном, кромешном мраке.
Отец Иваньо достал из кармана сутаны толстую церковную свечу, серебряную зажигалку и чиркнул колесиком.
– Не надо, у меня есть фонарь. – Грицай получил и включил мощный электрический фонарь с рефлектором.
– Свеча не помешает, – священник все же зажег ее. Яркий белый свет фонаря выхватил из мрака узкие без поручней каменная лестница, нависшие арочные своды, коридор, который терялся в темноте. Век ока-лись бессильными перед камнями подземелья. Все здесь было очень старое, но крепкое – оно не подвергалось воздействию времени. Ничто не изменилось в подземелье с того времени, как по этой лестнице спускались инквизиторы в черных мантиях с капюшонами, которые закрывали лица; палачи в коротких красных камзолах; обессиленные пытками 'еретики' – жертвы религиозного фанатизма.
– Прошу вас, – любезным жестом Иваньо предложил Грицай спускаться первым.
Спустившись вниз, Грицай повел лучом вправо, влево. Мрачные крепкие своды, каменные стены, вы заложена белым плитняком пол, изъеденные ржавчиной железные двери с обеих сторон коридора.
Высоко держа над головой свечу, Ваня уверенно спустился вслед за Грицай.
Первую ошибку священник сделал там, наверху, когда отдал Грицай план, даже не взглянув на него, не вытерев пометок шариковой ручкой.
Вторую здесь, в подземелье.
Оказавшись рядом с гостем, священник молча повел его путем, о котором говорил перед смертью ксендз Пшеминський.
Грицай с деланным удивлением посмотрел на Иваньо:
– Позвольте, куда вы меня ведете?
– Как куда? – Смешавшись ответил Ваня вопросом на вопрос.
Рука, державшая свечу, вздрогнула. Качнулись косые тени на низком своде.
– Я должен осмотреть подвал с самого начала, а вы идете в глубь подземелья. Чего?
Но Ваня уже овладел собой, хитруючы, ответил:
– Оттуда ближе к району, который подвергся бомбардировке. Я думал, вы там начнете.
– Нет. Простите, но у меня есть определенная методика, которой я привык следовать.
– Прошу, как вам угодно, – с напускным безразличием согласился батюшка.
'Хитрый, – подумал Грицай. – Хотел проверить, пойду я сразу к третьей камеры. Вероятно, он знает о тайнике Пшеминського и ищет его. Совершенно очевидно, что ищет… '
Грицай взялся за дело.
Метр за метром освещал лучом своего яркого фонаря своды, стены, пол, пристально рассматривал каждую трещину. Когда трещина была шире других, засовывал в нее тонкий стальной щуп, измерял длину перочинным метром, записывал сведения в блокнот. Казалось, он так погрузился в свою работу, что совсем забыл о Иваньо, который сидел на ступеньках и молча наблюдал за ним.
– Господи! – Вдруг дрожащим голосом воскликнул священник.
Из глубины подземелья донесся стон, сначала едва слышный, потом громче. Глухой, невнятный, он пронесся под сводами подземелья и замер.
Рука Грицая рванулась в карман, где лежал пистолет. Но уже в следующее мгновение, поймав на себе острый, пытливый взгляд Иваньо, он вместо того, чтобы сунуть руку в карман, хлопнул себя по боку, воскликнул:
– Что это?
Священник подошел к нему вплотную и испуганно прошептал:
– Души! Души погибших взывают о возмездии. Если бы вы знали, сколько крови невинных пролито здесь! …
– Оставьте! – Без всякого маскировки, вполне искренне рассмеялся Грицай. Трагический тон священника не произвел на него ни малейшего впечатления. – Вы знаете, что я материалист и не верю в
