чтобы догнать Запад, была интернациональной вообще и национальной по сути — в периоды катастроф.
Даже при заигрывании Сталина с русским национализмом последний не мыслился как изоляционизм (а если и был им, то из-за внешней изолированности страны, обусловленной холодной войной) и учитывал сущность России как многонациональной и многоконфессиональной страны. Сегодня же приходится предупреждать об опасности изоляционизма (Владислав Сурков). Путин, по мнению американцев, желает иметь своеобразное рыночное хозяйство — подчиняющееся Кремлю. Он не очень беспокоится о торжестве закона и права.
У него есть две определенных цели: снабжаемая послушной экономикой система административного контроля и мощный военный комплекс. По распространенному в США мнению, «Путин реализует мечты российских славянофилов, он пытается реализовать утопию московитов» [916]. Его мировоззрение уже устоялось. Американцы считают, что переубедить Путина, попытаться изменить его взгляды принципиально невозможно. Они есть своего рода цивилизационная константа, которую наследует и его преемник. И преемник его преемника.
Американские адвокаты «чистого капитализма» пытались
Однако убедить Путина (равно как в будущем, видимо, и его преемников) в том, что Россия встала на неверную тропу,
Слишком оторванно от почвы. Мысль о том, что России надо стать средней европейской страной, чужда россиянам по целому ряду причин, среди которых: историческая гордость, неколебимый патриотизм, гигантский географический масштаб страны, обилие природных ресурсов, уровень образованности населения и, главное, неистребимый исторический опыт народа. Запад не поддержал российский капитализм цивилизационно, смирившись с его «дикой» формой и согласившись считать демократией либеральную риторику коррупционеров ельцинской эпохи. Тем самым Запад фактически отказался содействовать «цивилизационной миссии капитала», которую признавал даже Карл Маркс.
Радуясь краху коммунистической системы и считая катастрофу своего геополитического оппонента однозначно благоприятным для себя фактом, Запад принял «демократию», которой заправляли, которой командовал не русский Джефферсон, а буйная ватага коррупционеров, уверенных в том, что их «демократия» приживется в только что разрушенной стране. Сегодня западные специалисты свидетельствуют: общества, подобные российскому, обладающие столь поразительной волей, делают «невозможное возможным», платя при этом огромную цену. В 2001 году уровень самоубийств в
России составлял 42,1 самоубийств на 100 тысяч человек в год (что значительно превышало показатели 1990 года — 26,4 самоубийства на 100 тысяч человек в год). В Западной Европе аналогичный показатель равен 5 самоубийствам на 100 тысяч человек, а в Северной Америке — 4,1 самоубийств на 100 тысяч человек[918].
Судя по всему, лидеры Запада попросту
И все же могучая Россия страшит Запад. В США все громче слышны голоса тех, кто предостерегает: «Россия устремилась к структурной военной реактивации советского типа, которая приведет к полномасштабной милитаризации в качестве главного приоритета, к восстановлению прав государственной собственности, возвращению нации «назад к будущему». <…> Возвращение России в виде «московской сверхдержавы» угрожает мировой дестабилизацией»[919]. Другие считают, что еще не все потеряно. Внушительная часть американских специалистов по России полагает, что можно опереться на Путина и его возможного преемника в том, что они называют продолжением «петровской вестернизации», благотворной даже в условиях ослабления страны.
Как не поверить в лучшее, если президент Путин открыто выступил за «главенство закона», за введение в торговый оборот земли, за построение современной банковской системы, за цивилизованное управление крупными корпорациями, за антитрестовское законодательство, за умеренный федерализм, за национальные проекты. Подобные инициативы Кремля успокаивают смутившихся аналитиков США и вселяют в них надежду на возможность «вернуться на почву здравого смысла» даже там, где эта почва весьма зыбка, — в России.
Окажутся ли указанные основания для подобных упований сильнее очевидной склонности России к традиции, авторитаризму, государственным привилегиям? За океаном полагают, что огромная пропасть между внушительным потенциалом России и реальными практическими шагами по его использованию сохранится еще долго. Думается, что после 2008 года новая реальность — национальные проекты — окажутся способными сдвинуть проблему с мертвой точки, если только отношение к ним будет серьезным, а не декоративно-популистским.
И все же, по мысли американских экспертов, «московитский» режим может на какое-то время оказаться полезным для России, фактически не имеющей сегодня военных союзников. (Когда-то, между Иваном Великим и Петром Великим слабеющие Швеция, Польша и Оттоманская империя
Если успех экономических, политических и военных реформ Путина, направленных на сближение с