Новый мировой порядок

социально-экономические последствия этой эпидемии, уже поразившей миллионы людей, будут сказываться на протяжении ближайших 15 лет. СПИД вызвал резкое увеличение смертности среди взрослого населения Африки, что, в свою очередь, привело к небывалому увеличению числа сирот. Сегодня в некоторых африканских странах один из десяти детей — сирота, причем ситуация продолжает ухудшаться. Ослабление и гибель миллионов людей от пандемии СПИДа будет иметь растущие последствия для экономики пораженных ею стран, особенно стран, расположенных к югу от Сахары: полагают, что с начала 1980-х годов здесь умерло от СПИДа более 20 миллионов человек. Согласно проведенным исследованиям, доходы семьи падают в среднем на 50–80 % после заражения кормильца. «Вторая волна» СПИДа накрыла Нигерию, Эфиопию, Россию, Индию, Китай, Бразилию, Украину и страны Средней Азии. «Группы риска» будут по- прежнему способствовать распространению болезни среди всего населения. Это, в свою очередь, может поставить крест на экономических перспективах многих стран, подающих сейчас неплохие надежды.

Итак, проблема Север-Юг обозначилась страшной новой гранью. Д. Уорнер в «Интернэшнл Геральд Трибюн»: «Рост неравенства в распределении богатств и отсутствие доступа к принятию политических решений ведет в конечном счете к агрессии, насилию и терроризму. Чем выше уровень фрустрации, тем выше уровни насилия. Чем выше уровень репрессий, тем выше уровень реакции на них».[284]

Взаимное ожесточение происходит в условиях фактической прозрачности развитого мира, обеспеченной благодаря современной технологии. Между 1980 и 2000 годами число телевизионных приемников на тысячу человек населения удвоилось — с 121 до 235. «Огромные возможности средств массовой информации сделали неравенство в доходах и в уровне жизни видимым, увеличилось число людей и стран, знающих о контрасте в благосостоянии»[285]. Молодое население все более отстающего в уровне развития и благосостояния Юга теряет иллюзии относительно занятия достойного места в мире. Ценность жизни в бедном мусульманском мире ничтожна, а ярость получивших образование детей этого голодного мира беспредельна. Именно эта ярость питает Исламскую армию Алжира, Революционные вооруженные силы Колумбии, Аль-Гамая-аль-Ислами в Египте, Исламскую армию Адена в Йемене. Потерявшие надежду на привлекательное будущее, молодые и энергичные горожане Каира, Джакарты и Мехико, которым нечего терять, радикализуются и являются потенциальными рекрутами мирового терроризма.

«Мы должны посмотреть на мир глазами наших противников… Готовность террористов умереть за свое дело малопонятна, если мы не вспомним тот факт, что продолжительность жизни в их странах чрезвычайно невелика. Существует огромное различие между богатством нашего населения и бедностью других стран».[286] Ожесточение обиженных уже ощутимо. Не только китайцы и мусульмане, но и индусы пишут о возможности «новой экономической холодной войны между индустриальным Севером, руководимым США, и развивающимися странами Юга».[287]

Неравенство в мире прямо ведет к войне отчаяния. США, если они признают себя частью мировой экономики, просто обязаны обратиться к проблеме Север-Юг. Рушащиеся башни Международного торгового центра «должны подвигнуть США на концептуальный прорыв в проблеме разграничения богатых и бедных»[288]. Если этого не произойдет, будущее для США будет менее многообещающим.

Противоречия внутри. Резко обострится противостояние богатства и бедности внутри самих государств Юга и Севера — «между городскими элитами и бедняками из гетто, фавел и развалин. Высокообразованные (нувориши из иммигрантов. — А. У.), связанные в гиперпространстве, говорящие на одном языке о технологии, торговле, профессиях, разделяющие примерно одинаковый стиль жизни, они будут иметь гораздо больше общего между собой, чем с бедняками собственной страны, бесконечно иными по психологии, навыкам и материальному благосостоянию»[289].

Вопреки десятилетиям господства социал-демократии, в западном мире довольно неожиданным образом обостряются классовые противоречия. Речь идет о самых богатых странах, где в определенной мере повторяется едва ли не ситуация «позолоченных» 1890-х годов — когда не было подоходного налога и требующих своей доли профсоюзов — с их исключительным социальным неравенством. И сейчас не может быть речи о социальной гармонии в развитых странах: представители верхнего класса, согласно западной статистике, в целом зарабатывают в 416 раз больше, чем средний рабочий [290].

Ведущий американский историк Дж. Шлесинджер признает, что «экономическое неравенство дошло в Соединенных Штатах до той черты, когда оно в эгалитарной Америке больше, чем в странах более определенно очерченной классовой структуры — в странах Европы. Банкир-инвестор, спасший от банкротства город Нью-Йорк, Феликс Рогатин говорит о колоссальном переходе богатства от рабочих из среднего класса к владельцам капитала и новой технологической аристократии. Отодвинутый на дно классовой лестницы пролетариат превращается в воинственный андеркласс»[291]. Даже удачливый банкир и филантроп Дж. Сорос говорит о своем страхе перед «интенсификацией дикого свободного капитализма и распространением рыночных ценностей на все сферы жизни, что представляет собой угрозу нашему открытому и демократическому обществу. Неограниченное преследование собственного интереса явит своим результатом нетерпимое неравенство и нестабильность»[292].

В сентябре 2005 года специальный доклад ООН «Human Development Report' признал, что «для позитивных оценок нет основания. Простая истина заключается в том, что обещания, данные бедным странам, не выполнены». Будущее 40 процентов мирового населения, живущего менее чем на $2 в день, остается крайне бедственным. Именно среди бедной части населения планеты находятся 39 млн. зараженных ВИЧ-инфекцией. 20 млн. землян уже погибли от СПИДа.

Возможности смягчения противостояния. Неизбежность противостояния бедных и богатых «смягчается» несколькими обстоятельствами.

Во-первых, богатый Север настолько сильнее бедного Юга, что силовое противостояние планомерного и рассчитанного на серьезные силовые сдвиги характера практически исключено на многие десятилетия. Хотя две страны Юга (Индия и Пакистан) уже имеют ядерный потенциал, им еще очень далеко до уровня развитых стран Севера.

Во-вторых, нации бедного Юга не обладают искомой солидарностью, не могут найти даже отдаленного эквивалента канувшего в историческую Лету «движения неприсоединения» 50-х годов, солидарности ОПЕК 70-х годов, организационного взаимопонимания южных развивающихся стран в ходе сравнительно краткого диалога Север-Юг (завершившегося в 1984 году в мексиканском Канкуне и во время встречи Север — Юг в мексиканском Монтерее в 2002 г.).

В-третьих, в среде развивающихся стран уже выделились всевозможные «тигры», успешно использовавшие современную технологию государства типа Южной Кореи и Сингапура. Помимо всемирно признанных «тигров» к категории участников мирового развития присоединились такие страны, как Чили, Доминиканская Республика, Индия, Маврикий, Польша, Турция. В менее удачливых странах укрепились острова современной технологии — скажем, Сан-Паулу в Бразилии или приграничная полоса сборочных заводов на севере Мексики.

Вместе с расколом Востока и Запада традиционное деление на Север и Юг также может потерять свой смысл к 2020 году вследствие глобализации и ожидающегося возвышения

Китая и Индии, которые считались частью Юга из-за невысокого уровня развития. Традиционные проблемы неравенства между Севером и Югом, вопросы торговли и экономической помощи, безусловно, останутся на первом плане, но некоторые активно развивающиеся страны, особенно Китай и Индия, вероятно, окажутся среди экономических тяжеловесов, или имущих. Они не станут западными странами в традиционном смысле слова, но их нельзя будет считать и представителями неразвитых или не завершивших свое развитие стран. В частности, Китай получит возможность снова считать себя великой державой после нескольких столетий упадка.

В-четвертых, обозначилось осознание грозности проблемы несколькими важными странами. Скажем, Лондон несколько увеличил внешнюю помощь развивающимся странам.