сопротивления, а также о благожелательном отношении определенных кругов населения хотя бы тех городов, которые находились в районе действия цезаревых войск. Возможно, что и самый маршрут продвижения намечался с учетом этих обстоятельств. Кроме того, помпеянцы, видимо, сумели восстановить против себя ряд муниципиев чрезвычайными поборами еще в период подготовки к войне.
Что касается дальнейшего хода военных действий, и прежде всего испанской кампании, то уже самое решение Цезаря, отказавшись от немедленного преследования Помпея, направиться в Испанию свидетельствует о том, какое значение придавал Цезарь провинциям и насколько опасным для успешного исхода всего дела он считал испанские связи Помпея. Более того, готовясь к испанскому походу, Цезарь считал необходимым укрепить и собственные позиции в ближайших к Риму провинциях. В Сардинии это ему удалось без труда, и Марку Котте, наместнику провинции, пришлось бежать, так как он убедился в общем сочувствии населения к Цезарю. Отношение сицилийских городов и общин менее ясно; Цезарь о нем умалчивает, он ссылается лишь на то, что Катон оставил провинцию, жалуясь на отсутствие поддержки со стороны Помпея. И наконец, в Африке силам Цезаря было оказано решительное сопротивление.
Чрезвычайно характерен уже упоминавшийся эпизод с Массилией. Борьба за этот город велась до определенного момента чисто политическими средствами. Когда массилийцы, приготовившись к обороне, заперли ворота перед Цезарем, последний вступил в переговоры с представителями местной власти и стремился внушить им мысль, что Массилия должна последовать примеру италийских городов. Из ответа массилийского сената, переданного Цезарю, стало ясно, что правящие круги Массилии великолепно разбираются в политическом характере борьбы, в которую они оказались втянутыми. Политическими же соображениями они пытались обосновать и свой нейтралитет. Этот нейтралитет, как известно, оказался фальшивым, массилийцы держали сторону Помпея, и город долгое время оставался важным опорным пунктом помпеянцев.
В дальнейшем ходе испанской кампании поддержка местных общин имела не менее важное значение. Не говоря уже о наборе вспомогательных войск из провинций как помпеянцами, так и Цезарем, огромную и даже решающую роль играл вопрос о политической поддержке местных правящих кругов. Недаром легат Цезаря Фабий в самом начале кампании стремился прощупать их настроения. А когда после первых неудач похода произошел наконец явный перелом к лучшему, то сам Цезарь, перечисляя причины изменения ситуации, на одно из первых мест выдвигал факт перехода на его сторону пяти крупных испанских общин.
Вообще все изложение хода военных действий в Испании Цезарем изобилует примерами активного участия местных общин и городов. Так, даже выбор театра войны ставился в зависимость от отношения общин к борющимся сторонам. После окончания операций против Петрея и Афрания, когда центр военных действий переместился в Дальнюю Испанию, то и здесь конечный успех, вплоть до капитуляции Марка Варрона, был обусловлен отношением ряда городов. Особенно ярко это проявилось в действиях властей Кордубы, Кармона и Гадеса.
В ходе балканской кампании первые же успехи Цезаря после его высадки в Эпире были связаны с благоприятной по отношению к нему позицией местных городов. Орик был занят без боя благодаря тому, что гарнизон и жители города, как уже говорилось, не пожелали взяться за оружие против Цезаря. Такая же история повторилась в Аполлонии, где жители заявили, что не намерены противиться мнению «всей Италии». Этому примеру последовали и другие города Эпира.
После объединения с Антонием Цезарь стремится привлечь на свою сторону города и общины в глубине страны. Он вступает в переговоры с представителями Фессалии, Этолии, а затем и Македонии. Посланный им в Этолию Кальвисий Сабин с пятью когортами и небольшим отрядом всадников овладевает всей областью без особого труда благодаря поддержке местного населения. Несколько сложнее оказалось положение в Фессалии. Направленный сюда с легионом новобранцев Кассий Лонгин застает в городах различное настроение: одни были на стороне Цезаря, другие — на стороне Помпея. Что представляли собой в соцпальггополитическом отношении «одни» и «другие», едва ли возможно выяснить более детально, но скорее всего в обоих случаях речь идет о привилегированных слоях населения, если даже один из главарей «партии» цезарианцев определяется как «молодой человек из высшей знати», к тому же, видимо, обладавший немалыми средствами.
После занятия Этолии, Акарнании и Амфилохии Цезарь предпринял подобную же попытку в отношении Ахайи. Туда был послан с войсками Квинт Фуфий Кален, занявший Дельфы, Фивы, Орхомен по «соглашению с населением», некоторые же города взял с бою. В остальные общины Кален направил посольства, желая склонить их на сторону Цезаря чисто дипломатическим путем.
Поражение под Диррахием повлияло, конечно, не только на военную, но и на политическую обстановку. Цезарю пришлось специально «ободрять» своих союзников, и все же некоторые общины под впечатлением слухов о его полном разгроме изменили ему. Уже говорилось о том, как Цезарь брал штурмом Гомфы, как город был наказан за вероломство и как этот пример подействовал на остальные фессалийские города. С другой стороны, когда после битвы при Фарсале Помпеи и его спутники оказались в положении беспомощных беглецов, города Кипра и Родоса, к которым они прежде всего обратились, категорически отказались их принять. Кстати, рассказывая о составе войск, противостоявших друг другу под Фарсалом, Аппиан специально подчеркивал, что на стороне Помпея были представлены «в огромном числе» и восточные народы, приведенные местными династами, и жители островов — киприоты, родосцы, критяне. Что же касается африканской кампании — но об этом речь еще впереди, — то и здесь отношение отдельных городов и общин к борющимся сторонам продолжало оказывать немалое влияние на весь ход военных действий.
Суммируя приведенные выше примеры, нельзя не прийти к выводу, что и сама Италия, и провинции не только были театром войны, но принимали достаточно деятельное участие в военной и политической борьбе, оказывая поддержку то одной, то другой борющейся стороне. Едва ли есть возможность выяснить, какой из сторон принадлежало в этом смысле преимущество, тем более что позиции отдельных общин неоднократно менялись в зависимости от успехов или неудач соперничающих полководцев. Не так просто решить и вопрос о социальной характеристике слоев населения, принимавших наиболее активное участие в борьбе. Однако если в поддержку «дела Цезаря», как мы имели случай убедиться, выступали люди из числа «высшей знати» , то трудно, даже невозможно предположить, чтобы на стороне Помпея и его сторонников, провозгласивших своим лозунгом возрождение сенатской республики, могли оказаться «демократические» слои населения. Очевидно, следует иметь в виду внутреннюю борьбу между различными группировками знати.
Это, конечно, не означает, что более широкие круги стояли совсем в стороне от развертывающихся событий. Клиенты, свита знатных лиц и военных вождей, слуги, рабы тоже принимали участие в борьбе. Так, когда военные действия развертывались непосредственно под стенами или на территории какого–либо города, то уже самим этим фактом население побуждалось к определенной активности. Конечно, едва ли можно предполагать, что жители муниципиев, а тем более провинциальных общин проявляли в своей массе глубокое понимание самого характера борьбы претендентов, разделявших их лозунгов и интересов, но тем не менее всем ходом событий — общей политической ситуацией и военной необходимостью — они все же оказывались вовлеченными в эту борьбу, в большую римскую политику!
* * *
Пока на Балканском полуострове развертывались военные действия — и, видимо, еще до сражения под Диррахием, — в Риме произошли следующие события. Претор М. Целий Руф, известный сначала как сторонник Помпея, а затем Цезаря, теперь снова выступил фактически как помпеянец, поскольку он пытался подорвать последние цезаревы распоряжения и законы. Древние авторы, склонные даже чисто политические акции объяснять личными мотивами — что часто менее наивно, чем ныне принято думать, — считали причиной разрыва обиду Целия Руфа на Цезаря, который более почетную должность городского претора отдал не ему, а Требонию .
Поэтому Целий Руф поставил свое судейское кресло рядом с креслом Требония и объявил, что он готов принимать жалобы всех тех, кто будет обжаловать решения третейских судей, касающиеся оценки имущества и уплаты долгов в духе последних распоряжений Цезаря. Однако эта акция успеха не имела и никаких апелляций к Целию Руфу не поступало. Тогда он выдвинул законопроект об уплате долгов в течение тести лет, причем за эти годы запрещалось начислять проценты. Когда против этого законопроекта ополчились консул Сервилий и другие магистраты, то Руф взял его обратно, но «для возбуждения страстей» выдвинул два новых законопроекта: один из них, предусматривающий отмену квартирной платы за целый год, был, видимо, рассчитан на широкие слои населения; другой, провозглашавший чуть ли не полную кассацию долгов (tabulae novae), — главным образом на должников из числа римской знати. Благодаря этому Руфу удалось организовать какую–то группу приверженцев и с ее помощью прогнать Требония после кровопролитной схватки с трибунала.
Возможно, что число сторонников Руфа было не столь незначительно, как пытается внушить своим читателям Цезарь, и движение приобрело довольно широкий размах, вызвав определенные отклики на юге Италии. Да и в самом Риме действия консула Сервилия свидетельствовали о том, что ситуация расценивалась как весьма опасная. Заседание сената было созвано под защитой находившихся недалеко от Рима и верных Цезарю войск. Целию было предложено взять обратно его законопроекты. Когда он отказался это сделать, был принят сенатусконсульт, на основании которого Сервилий отрешил Целия Руфа от должности, запретил ему посещать заседания сената, запретил созывать народные сходки (contio) и даже отдал распоряжение сломать его судейское кресло.
Тогда Целий покинул Рим и направился на юг Италии. Туда же он вызвал из изгнания Милона; с ним он был связан еще во время третьего консулата Помпея. Милон, собрав отряд из своих бывших гладиаторов и беглых пастухов и провозгласив, что он действует от имени и по поручению Помпея, осадил крепость Косу в Турийской области. Однако осада завершилась для него трагически: он был убит камнем, пущенным в него со стены. Целий пытался сначала произвести переворот в Капуе, когда же ему это не удалось, направился в Турии. В Туриях он стал подстрекать к возмущению жителей города и хотел подкупить стоявших здесь гарнизоном всадников Цезаря. Но из этих попыток тоже ничего не получилось — всадники его убили. Таков конец движения Целия Руфа, которое все же вызвало, как вынужден был признать сам Цезарь, «немалое волнение в Италии» .
Тем временем продолжали развертываться военные действия на Балканском полуострове. Прибыл с подкреплением Марк Антоний, произошло неудачное для Цезаря сражение под Диррахием, и, наконец, исход кампании был решен знаменитой Фарсальской битвой. Мы знаем, что Помпей бежал, когда солдаты Цезаря ворвались в лагерь. Дальнейшая судьба его сложилась трагически.
Помпей прибыл сначала в Митилену на Лесбосе, где в то время находились его жена Корнелия и один из сыновей. Затем он некоторое время еще продолжал плавание. У него возник довольно фантастический план искать прибежища в Парфии, где, по его мнению, он мог стать во главе огромного войска. Однако этот план, когда он поделился им с ближайшими друзьями, был категорически отвергнут. Взяло верх предложение отправиться в Египет — богатую страну, находившуюся сравнительно близко, малолетний правитель которой Птолемей был сыном царя Птолемея Авлета, обязанного своим троном в значительной мере именно Помпею.
Кораблю Помпея и нескольким кораблям, на которых находились его спутники (свита его за это время увеличилась, среди спутников Помпея были снова военачальники и сенаторы), удалось пересечь море беспрепятственно. Узнав, что Птолемей стоит с войском у города Пелусия (он вел тогда войну против своей сестры Клеопатры), Помпей направился именно туда, выслав предварительно послов.
Известие, принесенное послами, поставило в весьма сложное и затруднительное положение не столько мальчика–царя, сколько его советников — евнуха Потина, воспитателя царя Теодота и военачальника Ахиллу.
На совещании этих трех влиятельных лиц, представлявших собой фактически египетское правительство, высказывались различные точки зрения. В конечном счете было принято предложение Теодота о том, чтобы пригласить Помпея, но затем его убить.
Выполнение коварного замысла возлагалось на Ахиллу. Взяв с собой некоего Септимия, бывшего когда–то военным трибуном у Помпея, затем центуриона Сальвия и нескольких слуг, Ахилла вышел из гавани на рыбачьей лодке навстречу кораблю римлян. Когда Помпей стал спускаться в эту лодку, он вдруг, повернувшись к жене и сыну, процитировал два стиха Софокла. Смысл стихов сводился к тому, что, как только свободный человек вступает в дом тирана, он сразу же превращается в раба.
Тем временем на берегу выстроился крупный отряд египетского войска во главе с облаченным в пурпур царем. Корнелия и знатнейшие спутники Помпея наблюдали с борта корабля, как лодка приближалась к берегу. Тогда на глазах у тех и других Септимий нанес Помпею первый предательский удар в спину, затем обнажили мечи Ахилла и Сальвий. Увидев все это, римляне поспешно подняли якоря и устремились в открытое море.
Помпей погиб примерно через два месяца после сражения при Фарсале. Цезарь же начал его преследовать буквально на третий день после этой битвы. Сначала он надеялся захватить Помпея в Амфиполе, но, узнав, что его здесь нет, начал готовиться к переправе через Геллеспонт. За неимением больших военных кораблей переправу (двух легионов!) пришлось организовать на небольших легких судах, даже челноках. Во время этой операции легкие суда Цезаря неожиданно столкнулись с эскадрой помпеянцев, которой командовал Кассий, Казалось, положение Цезаря безнадежно, но Кассий даже и не попытался затеять сражение, наоборот, просил о помиловании и сам передал Цезарю весь свой флот. Таков был резонанс блестящей победы при Фарсале.
Прибыв в Малую Азию и еще точно не зная, куда направился его бывший соперник, Цезарь занялся устройством некоторых неотложных дел. Во–первых, он назначил для провинции
