Да, в Александрийской войне Цезарь явно шел на малооправданный риск, действовал легкомысленно и даже далеко не всегда разумно. Почему? Это неизвестно, да и едва ли поддается выяснению. Какова была его цель в этой войне и имел ли он вообще какую–то перспективную цель, реализация которой предполагала именно военные действия? Скорее всего такой цели у него не было (если отвлечься от наличия совсем иной задачи: выпутаться из крайне затруднительного положения). Был ли у Цезаря определенный, заранее разработанный план действий? Безусловно, такого плана у него не было, и потому египетская экспедиция выглядела какой–то случайностью, авантюрой, а в общем ходе гражданской войны — неожиданным и незакономерным отклонением. Почему, наконец, он отказался от своей обычной тактики, от быстроты и внезапности действий и почти на год как бы вовсе забыл о выполнении своей основной задачи, незавершенность которой ему была, конечно, достаточно ясна? На этот вопрос тоже, если только не сводить все к демоническим чарам Клеопатры, нет удовлетворительного ответа.
Подобные негативные заключения представляются на первый взгляд малоубедительными, противоречивыми и уж во всяком случае разочаровывающими. Но если не поддаваться первому впечатлению, то следует, пожалуй, признать, что они противоречат не столько фактам, сколько определенному, сложившемуся и, безусловно, предвзятому представлению о самом Цезаре. Согласно этому представлению, Цезарь просто не может действовать без цели и плана, не может совершать необдуманных или неразумных поступков, не способен на беспочвенные авантюры и всегда — как, кстати, и сказано выше! — действуя быстро и решительно, доводит начатую им борьбу до победного конца.
Но так ли это было на самом деле? Не грешит ли опять подобная оценка личности Цезаря явными чертами телеологизма? Пытаясь обосновать все его действия высоким рационализмом, «плановостью», целенаправленностью, не уподобимся ли мы тем исследователям, которые, например, упорно считают Цезаря непричастным к так называемому делу Веттия только на том основании, что вся история с Веттием выглядела слишком авантюрной и слишком неуклюже разыгранной. Вот поистине классический пример спасительного применения argumentum ad hominem!
Нет, Цезарь не был безупречно и безошибочно действующей машиной, он не руководствовался везде и всюду только определенным расчетом, не преследовал только далеко идущие перспективные цели чуть ли не глобального масштаба, но это был живой человек, которому все человеческое было отнюдь не чуждо, и уж если пытаться представить его себе как личность, то, быть может, все своеобразие и даже некое обаяние этой личности именно в том, что он при всех своих прочих качествах был способен на риск, на промахи, ошибки, а порой и на безрассудные поступки. Потому и не обязательно было Клеопатре обладать какой–то демонической притягательной силой, дабы соблазнить Цезаря на совместное путешествие по Нилу, которое еще в меньшей степени, чем египетская экспедиция в целом, нуждается в каком бы то ни было рациональном оправдании.
За то время, что Цезарь еще находился в Египте, к нему начали поступать различные сведения с других театров гражданской войны. Как правило, это были малоприятные новости. Так, например, в Малой Азии создалось чрезвычайно сложное и опасное положение. К Домицию Кальвину, наместнику Азии, обратился царь Дейотар (бывший сторонник Помпея, перешедший на сторону Цезаря после Фарсала) с просьбой защитить его царство Малую Армению, а также Каппадокию (царство другого союзника Цезаря — Ариобарзана) от покушений Фарнака, сына Митридата Великого. Дело в том, что Фарнак решил попытаться, используя римские междоусобицы, восстановить могущественную державу отца, а потому кроме Каппадокии и Малой Армении он метил еще на Вифинию и Понт. Все это уже непосредственно затрагивало римские интересы на Востоке.
В ответ на обращение Дейотара Домиций Кальвин немедленно направил к Фарнаку гонцов с требованием очистить Армению и Каппадокию. Считая вместе с тем, что это требование не мешает подкрепить более ощутимым проявлением римского могущества, он, имея в своем распоряжении один римский легион, два галатских легиона от Дейотара и еще один легион, спешно набранный в Понте, направился в Малую Армению. Решающее сражение произошло около Никополя, города, основанного в свое время Помпеем в честь победи над Митридатом. Фарнаку удалось взять как бы реванш: Домиций потерпел серьезное поражение, вынужден был увести остатки разбитого войска обратно в Азию, а Фарнак после этого захватил Понт и двинулся в Вифинию.
Довольно неутешительные известия поступали и из провинции Иллирик. Цезарь считал положение этой провинции (на побережье Адриатики) стратегически важным и поручил ее охрану квестору (с полномочиями претора) Квинту Корнифицию. Но так как в этом районе маневрировал с большим флотом помпеянец Октавий и, кроме того, на территории Иллирика собрались кое–какие уцелевшие после Фарсала отряды вражеских войск, то Цезарь распорядился направить сюда на подмогу Корнифицию несколько легионов под командованием известного и опытного полководца Авла Габиния (бывшего в 57 г. проконсулом Сирии).
Но Габиний воевал в Иллирике очень неудачно. В конце концов он потерпел серьезное поражение от местных племен и вскоре умер в прибрежном городе Салона. Его неудачи, а затем и его смерть привели к активизации действий флота Октавия, которому удалось приобрести расположение и даже поддержку местного населения. Спас положение Публий Ватиний, комендант Брундизия. Он вывел оттуда наспех собранную эскадру, состоявшую в основном из легких весельных судов, несравненно более слабую, чем флот Октавия, рискнул на неравный бой и блестяще его выиграл. Благодаря этой победе Адриатика была полностью очищена от вражеского флота, Не очень благоприятная ситуация сложилась тем временем и в Испании. Квинт Кассий Лонгин, бывший здесь когда–то квестором Помпея, а ныне назначенный Цезарем в качестве наместника Дальней Провинции, возбудил своими действиями всеобщее недовольство. Его ненавидело местное население, которое он душил налогами и поборами, так как отличался необузданным корыстолюбием; не пользовался он уважением и популярностью также среди своих приближенных. На него даже было совершено покушение, правда неудавшееся. Кассий жестоко расправился с участниками заговора, за исключением тех, кто сумел откупиться деньгами.
Вскоре после того, как Кассий оправился от ран в результате покушения и возобновил политику поборов, в Испании вспыхнуло восстание. Его начал так называемый Туземный легион, к которому затем присоединились и другие. Движение приобрело сначала антицезарианский характер, солдаты даже стали писать на своих щитах имя Помпея, но затем, когда во главе восставших встал Марк Марцелл и когда восставшие убедились, «что для преследования Кассия вовсе нет надобности в имени и памяти Помпея» , дело свелось к борьбе между Марцеллом и Кассием. Фактически в Испании началась новая гражданская война. Последствия ее могли быть весьма опасны для дела Цезаря, но благодаря вмешательству и посреднической роли проконсула Ближней Испании М. Эмилия Лепида дело до крупных сражений не дошло. А когда в Дальнюю Испанию прибыл новый проконсул Гай Требоний, то Кассий, разместив находившиеся под его командованием легионы и конницу по зимним квартирам, сам отправился в Малаку и, предусмотрительно забрав все свое имущество, погрузился на корабль с намерением отплыть домой, в Италию. Но плавание оказалось несчастливым, корабль затонул во время бури, и Кассий погиб. Все же его краткое управление Дальней Провинцией принесло делу Цезаря большой вред; оно укрепило позиции помпеянски настроенных кругов населения.
Примерно в это же время, к весне 47 г., наблюдается явное оживление и на другом театре войны — в Северной Африке. Здесь происходит постепенная концентрация, сосредоточение крупных антицезарианских сил. После Фарсала многие крупные деятели, приближенные Помпея, оказались сначала на юге Балканского полуострова. Но, убедившись в ближайшее же время, что они не располагают силами, которые могли бы быть противопоставлены силам Фуфия Калена, наместника Ахайи, Катон, а вместе с ним такие известные военачальники, как Лабиен, Афраний, Петрей, с небольшим количеством оставшихся в их распоряжении войск переправились в Киренаику. Здесь им стало известно о гибели Помпея (от его сына Секста).
Политическим и идейным вождем антицезарианского движения становится теперь Катон. Верховное командование над всеми вооруженными силами было поручено Метеллу Сципиону, прибывшему в Африку даже раньше Катона и других видных помпеянцев. Аттий Вар, бывший до того времени фактическим наместником в Африке, и нумидийский царь Юба, старый приверженец Помпея, признали верховное руководство Сципиона и объединили с ним свои силы. Таким образом, под командованием Сципиона оказалась большая армия: 10 римских легионов, четыре легиона Юбы, крупный отряд конницы и даже 120 слонов. Помпеянцы располагали также довольно сильным флотом, который время от времени совершал налеты на берега Сицилии и Сардинии, установили связи со своими сторонниками в Испании и даже готовились, по некоторым сведениям, к вторжению в Италию. Это в общем была вполне реальная опасность.
И наконец, тревожные известия начали поступать к Цезарю из самого Рима. Когда он в Египте узнал о своем вторичном провозглашении диктатором, то назначил начальником конницы (т. е. своим заместителем) Марка Антония, который после Фарсала был им отправлен с частью войск в Италию. Кроме того, Цезарь, используя права диктатора, отложил выборы магистратов в Риме (на предстоящий 47 г.) вплоть до своего возвращения. В силу этого Марк Антоний оказался на положении как бы единодержавного правителя Рима: с начала 47 г. рядом с ним не было ни одного высшего магистрата (за исключением народных трибунов).
Однако если за последние годы он проявил себя как деятельный, опытный и популярный среди солдат военачальник, то как политический руководитель он не смог удержаться на должной высоте. Благодаря кутежам, пьянству, скандальным похождениям с женщинами легкого поведения он не пользовался должным авторитетом. Как писал Плутарх, «взор римлян оскорбляли и золотые чаши, которые торжественно несли за ним, словно в священном шествии, и раскинутые при дороге шатры, и роскошные завтраки у реки или на опушке рощ, и запряженные в колесницу львы, и дома достойных людей, отведенные потаскухам и арфисткам» .
Вскоре, однако. Марку Антонию пришлось прервать это столь беззаботное времяпрепровождение. Один из народных трибунов решил возобновить агитацию за предложения, выдвинутые год назад Целием Руфом. Это был Публий Корнелий Долабелла, зять Цицерона, сначала сторонник Помпея, а затем Цезаря. В 49 г. он командовал эскадрой в Адриатическом море, но довольно неудачно; в 48 г. сопровождал Цезаря в Грецию. Для того чтобы иметь право домогаться трибунской должности, он перешел, как некогда Клодий, из патрициев в плебеи.
Будучи избран трибуном, Долабелла выступил с повторением обоих законопроектов Целия Руфа. Его коллега по трибунату Луций Требеллий применил интерцессию. Сенат высказался против всяких законопроектов и нововведений до возвращения Цезаря. Но так как в городе уже начинались волнения, то сенат разрешил Антонию ввести войска, поручив ему и восьми трибунам (кроме Долабеллы и Требеллия) охрану порядка. Однако Антонию пришлось в это время уехать из Рима в Кампанию, где стояли легионы ветеранов и где из–за отсутствия Цезаря также было неспокойно. Вместо себя префектом города Антоний оставил консуляра Луция Цезаря (который был легатом Цезаря в Галлии).
В отсутствие Антония борьба между Долабеллой и Требеллием обострилась. Дело доходило до вооруженных стычек. Когда Антоний вернулся, он занял в первые дни неопределенную позицию. Сначала он даже как будто склонялся на сторону Долабеллы, который был его старым приятелем, но затем резко изменил ориентацию. Плутарх уверяет, что это произошло потому, что Антоний заподозрил в измене собственную жену, причем в измене именно с Долабеллой.
Когда форум был занят сторонниками Долабеллы, а мятежный трибун пытался провести выдвинутые им законопроекты силой, то Антоний завязал форменное сражение и разогнал своими солдатами народное собрание, причем было много убитых и раненых. Хотя в этом случае Антоний поступил в полном соответствии с решением сената, тем не менее это не увеличило ни его акций среди сенаторов, ни его популярности (тем более!) в народе и даже не привело к ликвидации конфликта как такового: волнения продолжались вплоть до возвращения в Рим Цезаря.
Но как ни требовали все эти обстоятельства скорейшего его возвращения. Цезарь, однако, предпочел сначала окончательно разобраться с еще более неотложными жгучими делами на Востоке. К числу таких неотложных дел относилась прежде всего угроза со стороны Фарнака, которую необходимо было срочно ликвидировать. Поэтому Цезарь направился в Понт через Сирию и Киликию. По дороге он стремился урегулировать дела этих провинций и укрепить в них римскую власть и влияние. Как сообщается в «Александрийской войне», в Сирии он побывал во всех значительных городах, определяя всем тем, кто оказал ему содействие, награды и привилегии, производя расследования и вынося приговоры по прежним местным тяжбам; соседним же царям и династам, «которые все поспешили к нему, он обещал свое покровительство, возложив на них обязанность охранять и защищать провинцию».
Прибыв морем в Киликию, Цезарь созвал в Тарсе, наиболее крупном и известном городе, совещание вождей и представителей всех общин провинции. Помимо урегулирования местных вопросов он провел здесь несколько встреч с видными помпеянцами, решившими прибегнуть к его теперь уже широко известному милосердию. Недаром вскоре после Фарсала Цезарь сам писал друзьям в Рим, что для него кет и не может быть большей радости от побед, чем возможность дарить прощение своим согражданам.
Среди видных помпеянцев, обратившихся к нему, он особенно рад был не только помиловать, но и принять в круг своих приближенных Гая Кассия. Этому содействовал другой помпеянец, перешедший на сторону Цезаря сразу же после Фарсала, сын его старой возлюбленной Сервилии, а по некоторым, впрочем малодостоверным, слухам, даже его незаконнорожденный сын Марк Юний Врут. Они оба. Врут и Кассий, — будущие убийцы Цезаря.
Когда Цезарь подошел к границам Галатии, здесь его встретил Дейотар, тетрарх Галатии и царь Малой Армении. Он тоже искал его милости и даже прибыл на свидание с Цезарем не только без знаков царского достоинства, но в одежде подсудимого, поскольку долгое время находился на стороне Помпея. Цезарь не принял его оправданий, однако благодаря почтенному возрасту царя и многочисленным ходатайствам его друзей, в том числе снова Брута, даровал ему прощение. Но приведенный Дейотаром легион, вооруженный и обученный на римский лад, а также всю конницу Цезарь потребовал предоставить в его распоряжение для ведения войны с Фарнаком.
Прибыв в Понт, Цезарь собрал все свои силы воедино. Он располагал в общей сложности четырьмя легионами; из них боевыми качествами и опытом отличался лишь 6–й легион
