служить?
— Это благотворительная работа.
— Значит, за работу, которую делают для собственной пользы, надо платить, а за работу на пользу общества — нет?
— Чепуха! — ответил он. — Она женщина, и ее семья должна ее содержать.
Это открыло дорогу всевозможным доводам и спорам, в которые я пускаться не намерена, и потому спросила его, устроить ли на склоне, ведущем к воротам, настоящий газон или же просто покос. Он любит, чтобы с ним советовались, и я балую его по мелочам. Понимаешь, я следую хитрому совету доктора:
«Попечители — как скрипичные струны, их надо крепко натягивать. Угождайте им, а делайте по- своему». Этот приют развил во мне необыкновенное чувство такта! Я была бы идеальной женой политика.
Вот тебе новость. Я временно поместила Петрушку к двум очаровательным старым девам, которые давно уже подумывали, не взять ли ребенка, но никак не могли решиться. Наконец, на прошлой неделе, они приехали и заявили, что хотели бы взять ребенка на месяц и посмотреть, что получится.
Им хотелось, конечно, получить куколку в розовом и белом, происходящую из лучшей семьи Америки. Я дала им понять, что девочку из такой семьи сумеет воспитать всякий, а настоящий подвиг — воспитать сына итальянского шарманщика и ирландской прачки. Его неаполитанская наследственность (художественные способности) даст, может быть, чудесные результаты, если он попадет в подходящую обстановку, которая заглушит все сорные травы.
В предложении этом был вызов, и обе они увлеклись. Они согласились взять его на месяц и приложить все силы, накопленные за много лет, чтобы впоследствии он подошел какой-нибудь приличной семье. У обеих есть и чувство юмора, и энергичный характер, а то я не решилась бы предложить им Петрушку. В самом деле, я думаю, это единственный способ приручить нашего пожирателя пламени. Они дадут ему любовь, ласку и внимание — все, чего он был лишен в своей нелепой маленькой жизни.
Они живут в очаровательном старом доме с итальянским садом и мебелью, собранной со всех концов света. Вообще-то святотатство впускать этого дикого субъекта в такое собрание драгоценностей. Но он уже больше месяца ничего не разбивал, и я думаю, что его итальянская душа отзовется на всю эту красоту.
Я предупредила их, чтобы они не пугались никаких ругательств, которые могут сорваться с его хорошеньких уст.
Вчера он уехал в роскошной машине. Ну, и рада же я распрощаться с нашим хулиганчиком! Он поглощает чуть ли не половину моих сил.
Кулон прибыл сегодня. Большое спасибо! Право, ты не должна была покупать мне другой. Хозяйка не может отвечать за все вещи, которые небрежные гости теряют в ее доме. Он слишком красив для моей цепочки. Я все думаю, не проткнуть ли мне нос на манер сенегальцев, чтобы носить мое новое сокровище там, где оно совсем уж на виду.
Надо сказать, наш Перси подарил нам несколько очень разумных идей. Он основал «Банк Джона Грайера» и все разработал весьма профессионально, но это непостижимо для нематематического ума. Все старшие дети получают настоящие чековые книжки и по пяти долларов в неделю за работу, как то: хождение в школу, приготовление уроков, помощь по хозяйству. Потом они платят приюту (чеком) за содержание и одежду, что поглощает как раз пять долларов. Это похоже на заколдованный круг, но на самом деле весьма воспитательно: они узнают ценность денег прежде, чем вступят в меркантильный мир. Кто особенно отличится в занятиях или в какой-нибудь работе, будет получать больше. У меня просто голова идет кругом при одной мысли обо всей этой бухгалтерии, но Перси уверяет, что это сущие пустяки. Книги будут вести наши премированные математики, и это воспитает их для ответственных постов. Если Джервис услышит, что где-нибудь нужны банковские служащие, дайте мне знать; через год у меня будут высококвалифицированные председатель правления, кассир и бухгалтер.
Наш доктор не любит, когда я его называю «недругом». Это оскорбляет его чувство, или его достоинство, или что-то в этом роде. Но так как я упорствую и продолжаю его так называть, он решил отомстить мне и изобрел для меня прозвище. Он называет меня «мисс Мак-Бред» и сияет от гордости, что достиг таких высот остроумия.
Мы с ним придумали новую игру: он говорит по-шотландски, а я отвечаю по-ирландски. Темы наших разговоров не покажутся тебе фривольными, но, уверяю тебя, для человека с таким чувством собственного достоинства, как наш доктор, это просто распутство какое-то. Со времени моего приезда он в божественном настроении, ни единого сердитого слова. Я начинаю думать, что мне удастся перевоспитать его, как Петрушку.
Это письмо, пожалуй, достаточно длинно даже для тебя. Я писала его кусочками три дня кряду, как только мне случалось проходить мимо письменного стола.
Твоя, как всегда,
Салли.
P.S. Я не особенно высокого мнения о твоем хваленом средстве для волос. Либо аптекарь неправильно его приготовил, либо Джейн применила его с недостаточной воздержанностью. Сегодня утром я оказалась приклеенной к подушке.
Милый Гордон!
Получила Ваше письмо от четверга и нахожу его весьма неразумным. Конечно, я не «стараюсь понемножку избавиться от Вас»; это не в моем духе. Если я действительно захочу избавиться от Вас, то сразу и со страшным треском. Но, честное слово, я не заметила, что прошло уже три недели со времени моего последнего письма. Пожалуйста, простите!
Кроме того, милостивый государь, я должна привлечь Вас к ответственности. Вы были в Нью-Йорке на прошлой неделе и не заехали повидать нас. Вы думали, что мы не узнаем об этом, но мы узнали, и мы оскорблены.
Хотите бюллетень моего дня? Написала ежемесячный доклад для попечительского собрания. Проверила счета. Завтракала с агентом «Государственного союза благотворительных учреждений». Просмотрела меню на ближайшие десять дней. Продиктовала пять писем к семьям, в которых живут наши дети. Навестила нашу маленькую слабоумную Лоретту Хиггинс (простите, забыла, что Вы не любите, когда я говорю о слабоумных), которая живет в симпатичной семье, где приучается работать. Вернулась к чаю и провела совещание с доктором о том, отправить ли ребенка с туберкулезными железками в санаторий. Прочла статью о маленьких домиках, автор против скопления беспризорных детей в одном большом здании. (Нам страшно нужны домики! Не могли бы Вы прислать нам несколько штук в виде Рождественского подарка?) А теперь, в девять часов, я сонно принимаюсь за письмо к Вам. Много ли Вы знаете светских девиц, которые могли бы похвастать таким полезным днем?
Ах да, забыла сказать, что я выкроила десять минут из утренних занятий счетоводством, чтобы ввести в обязанности новую кухарку. У нашей Салли Джонстон-Вашингтон, которая стряпала, как ангел, был ужасный, ужасный характер, и она запугала бедного истопника до того, что он подал в отставку. Мы не могли обойтись без Ноя. Он полезней для заведения, чем заведующая, и потому Салли Джонстон-Вашингтон больше нет.
Когда я спросила новую кухарку, как ее зовут, она ответила: «Сюзанна-Эстелла, но друзья зовут меня Душкой». Душка готовила сегодня обед, и должна сказать, что ее кулинарное искусство далеко не так совершенно, как Саллино. Я страшно огорчена, что Вы не навестили нас, пока Салли была еще здесь. Вы бы уехали с высоким мнением о моих хозяйственных способностях.
В этом месте меня одолела сонливость, и я продолжаю двумя днями позже.
Бедный, заброшенный Гордон! Я только что вспомнила, что мы даже не поблагодарили Вас за глину для лепки, присланную две недели тому назад, а между тем, это такой необыкновенно разумный подарок, что мне следовало бы выразить мою признательность телеграммой. Как только я открыла ящик и увидела всю
