поступают и чувствуют себя еще более добродетельными вследствие этого, — но я говорю вам: я хочу вас иметь!
Он отогнул назад ее голову и так близко поднес свое лицо к ее лицу, что говорил почти у самых ее губ.
— Красавица… Обожаемая… Только один-единственный маленький часок!.. Сюзетта!.. Сюзетта!..
Сара испытывала сильнейшее унизительное желание плакать, плакать потому, что она не могла любить, и потому, что Шарль страдал. Она знала, что теперь, если этого не было раньше, он действительно любил ее.
Она оглянулась. В этот яркий, солнечный день все дышало миром и спокойствием, все цвело и благоухало. И зачем эта страсть явилась в мир, чтобы терзать души тех, кто ее испытывает?
Внезапно слезы хлынули у нее из глаз, и она зарыдала в объятиях Шарля.
— Все испорчено, — шептала она задыхаясь, — все ушло, исчезло… и я не могу ничем помочь…
Он старался ее успокоить, посадил ее снова в кресло и стал опять на колени возле нее, целуя ее, но его поцелуи уже были другого рода и имели целью утешить ее.
Успокоившись, Сара сказала:
— Я хочу уйти ненадолго и побыть одной. Я скоро вернусь.
Шарль отпустил ее. Он глядел ей вслед, пока она не исчезла за деревьями. Сердце его болезненно сжалось, частью от страха, частью от досады, когда она прошла не оглянувшись.
Он не хотел признать свое поражение. Но он почти победил и победит снова. Он должен, он не может не победить! Сара была лихорадкой, съедающей его силы.
Ведь она могла так легко освободиться от Коти! Никто бы не стал осуждать ее. Общество, в котором она вращалась, восхищалось ее изумительной верностью своему долгу. Ну, а как только она будет свободна, они тотчас же поженятся…
Он начал испытывать легкий страх, что может потерять ее, и эта мысль преследовала его.
— Я не могу, не могу, — шептал он, тяжело дыша. — Не хочу допустить этого!
ГЛАВА VII
Не обращая внимания на то, куда она идет, Сара двигалась машинально и очутилась снова на большой белой дороге. Но то впечатление благословенной тишины и спокойствия, которое она в первый раз испытала здесь, теперь исчезло.
Она шла вперед; пунцовые маки раздражали ее глаза, отражаясь, как блестящие диски, на слегка сероватом фоне дороги.
«Шарль теперь уедет и больше не вернется, — думала она, — и больше не вернется! Беспокойство кончилось, а с ним должно прекратиться и беспечное чувство веселости, вызываемое легким возбуждением. Жизнь примет более ровное течение, Шарль уедет, и сердце ее успокоится».
То обаяние, которое имела его горячность, потеряло теперь свою силу; она больше не ощущала его, и ей незачем было презирать себя за свой минутный ответ ему. Он, до некоторой степени, потерял значение для нее в это утро вследствие своей грубой требовательности и необъяснимого влияния на нее тишины этого чудного утра. Она чувствовала себя свободной, несколько пристыженной и несчастной, но все-таки свободной…
Послышался звук мотора, и чей-то голос позвал ее, а затем Жюльен Гиз уже очутился возле нее. Он смотрел ей в лицо, и его холодная, слегка дрожащая рука сжала ее руку.
Сара заметила с удивлением, что его всегдашнее самообладание совершенно покинуло его. Он имел встревоженный, смущенный вид.
Она смутно слышала его слова, потому что он говорил очень быстро.
— Я должен был приехать. Я только что собирался уйти, когда явился Роберт и сказал о телефонном сообщении, — а может быть, ему сказал об этом слуга, я уж забыл. Он хотел ехать, но я предложил заменить его. Я должен был поехать. Я думал, что с вами случилось что-нибудь. И я думаю, что это все-таки было, потому что глаза у вас заплаканы.
Он прижал ее руки к своей груди, кусая губы. Лицо его было чрезвычайно бледно.
— Скажите, что случилось? Вы ушиблись? Пожалуйста, скажите мне! Вы должны сказать!..
— Со мною ничего не случилось. Пустяки. Было только маленькое приключение, уверяю вас, — отвечала Сара.
Он проговорил сквозь зубы:
— Если бы с вами случилось…
Он, по-видимому, говорил и действовал, не отдавая себе ясного отчета. Не выпуская ее рук, он потащил ее к воротам, и они вместе облокотились на них. Она чувствовала под своими руками, которые он прижимал к груди, как бурно бьется его сердце.
Жюльен, как будто угадав ее мысли, проговорил быстрым прерывистым голосом:
— Дошло до того, что вы теперь должны узнать это… Я должен сказать вам. Но я думаю, что вы уже знаете в глубине своего сердца. Я больше чем люблю вас, я вас обожаю, я вам поклоняюсь, как божеству! Называйте, как хотите, то чувство, которое я питаю к вам.
Он вдруг опустился на колени, залитый солнечным светом, что должно было служить как бы символом, предзнаменованием его поступков и слов в будущем.
— Вас не может оскорблять то, что вы любимы. Я только прошу дозволить мне служить вам… ждать… Я знаю, знаю, вам это не нужно, но не отсылайте меня прочь!.. не мешайте моему единственному счастью. В моей жизни не было ни одной женщины, кроме вас. Это были вы с первого момента, как я увидел вас. Вы увлекали меня к успеху, вы заставляли меня бороться, чтобы достигнуть его. Я знал, что вы вышли замуж через неделю после того, как я вас увидел. Адриен де Клев сказал мне об этом, и в первое время я ужасно страдал. Потом я сказал себе, что я должен забыть… но забыть не мог. А когда… когда я услышал, как вы живете теперь, то был уверен, что мои рыцарские чувства принудят меня молчать, но ничто не может заставить любовь умолкнуть, ничто! Видя вас изо дня в день, слушая вас (он вдруг опять схватил ее руку), — вы этого не знаете, не можете знать…
Его голос пресекся. Она увидела его взгляд, горевший фанатизмом страсти.
— Не надо… не надо… — говорила она, стараясь успокоить его.
— Слишком поздно теперь. Я не могу остановиться, — продолжал он каким-то сдавленным, чуть слышным голосом. — Моя душа точно переселилась в ваше прекрасное тело. У меня нет других мыслей, кроме как о вас, ничто, кроме вас, не имеет для меня значения. Моя работа… (он криво усмехнулся) — я забросил ее в последние месяцы. Разве я мог работать, зная, что Шарль Кэртон находится возле вас? Я ведь тоже мог быть с вами. Я должен был быть возле вас, слышите ли? Сегодня я бросил дело, чтобы поехать сюда. Я уверял себя, что делаю это потому, что боюсь, не ранены ли вы. Отчасти это была правда, хотя Роберт и говорил мне, что вы невредимы. Но, помимо тревоги за вас, главным двигателем была тут моя жгучая ревность к Кэртону. Вы уехали с ним, и он поранил себя…
— О, замолчите, замолчите! Избавьте меня от этого! — взмолилась Сара. — Шарль Кэртон и я — мы ничего не составляем друг для друга…
