– А, так, значит, взаимное сходство между чувствами и их выражением?
Дора стала вся пунцовая.
– Уметь болтать остроумно еще не очень много значит, и, наоборот, есть немало людей, которые не умеют говорить и все-таки знают очень много.
– Согласен, – сказал Рекс примирительным тоном, – признаю себя побежденным.
Чай продолжался без дальнейших разногласий.
– Сколько времени пробудет здесь Пан? – неожиданно спросил Рекс.
– Не знаю; до тех пор, пока Тони не устроит все это скучное дело.
– Это не займет слишком много времени. Отец задаст ему два вопроса. Пан ни на один не даст прямого ответа, и останется только вопрос о деньгах на расходы Пана. Я уверен, все сведется к этому.
– Да что, в сущности, случилось?
– Ну, что ж, Пан женился на этой девушке, она ему надоела, потом была дуэль или что-то в этом роде, и его выгнали с дипломатической службы. Теперь он остался без жалованья, без дела и, я полагаю, без хорошего настроения.
– Ты ненавидишь Пана, не правда ли? – лениво спросила Дора.
Рекс беспокойно зашевелился. Он обладал большой выдержкой и умел скрывать свои чувства.
– Конечно, нет, – сказал он, – теперь это было бы слишком по-детски.
– Да, мы теперь такие уж взрослые.
– Что касается меня, я страшно стар для своих лет, – весело сказал Рекс.
Вошла Джи, и комната сразу озарилась светом; она опиралась на палку, и это было единственным признаком ее подчинения могуществу лет.
Лицо Рекса расцвело от удовольствия, и он приподнялся на постели.
– Дорогая, как мило с вашей стороны навестить меня, – сказал он радостно, – какой приятный сюрприз! Эмилия, позвоните, чтобы дали еще чаю и миндального печенья, а ты, Дора, сходи, пожалуйста, в классную за большими розами, что там стоят, Джи будет приятно посмотреть на них.
Джи села около него.
– Опять расклеился?
Он утвердительно кивнул головой и улыбнулся:
– Да, но я даже рад этому происшествию, раз оно привело вас ко мне. Вы слышали, Пан приезжает сегодня вечером?
– Скверная история! – коротко заметила Джи.
– Я того же мнения, – согласился Рекс, – Джи, действительно это некрасивое дело?
– Да, непростительное, по нашим понятиям. Дора возвратилась с розами.
– Посмотрите, какие они очаровательные, – сказала она.
Она на минуту остановилась, устраивая их под висячей лампой, свет от которой, по мере того, как она двигалась, водил нежные тени по ее лицу, казавшемуся то золотым, то розовым; волосы ее блестели, от ее зеленых глаз, когда она с улыбкой смотрела на Джи и Рекса, исходило сияние.
– Правда, они очень хороши, – сказала Джи, когда девушка положила розы перед нею.
Рекс тихонько свистнул, встретившись глазами с Джи.
– Я тоже так думаю, – сказала она ему, улыбаясь.
– Разве это не удивительно, – сказал он, затаив дыхание, – как вы сразу догадываетесь?
Джи стала изучать его лицо, в то время как он снова посмотрел на Дору, сидевшую теперь на ковре перед камином; она ела сама и кормила внука Ника, молодого восьмимесячного щенка, булкой, на которую был положен «только намек» анчоуса.
На ней была охотничья юбка и шелковая блуза с черным галстуком; волосы ее были заплетены в одну толстую косу и перевязаны темным бантом. Нельзя было назвать ее нарядно одетой, но, сидя перед огнем, который играл на ней золотыми и пурпурными тенями, она являлась воплощением молодости и нежной свежести.
Она начала причесываться «наверх» с последнего дня своего рождения. Эмилия специально ездила в Лондон учиться делать прическу и теперь производила это артистически.
– Я должна покинуть вас, мои дорогие, – сказала Дора, взглянув на них и наматывая ухо Ника-младшего на свой тонкий пальчик. – Тони сказал мне, чтобы я пришла пораньше. Когда я оденусь, я приду показать вам мое новое платье: оно все белое с серебром. До свидания еще раз!
Лишь только дверь закрылась за ней, Рекс сказал:
– Не правда ли, как странно, что мы оба в одно и то же время подумали то же самое?
– Просто у нас обоих одинаковый вкус; мы любим прекрасное, а Дора, несомненно, красива; мы и раньше это с тобой находили.
Рекс, лежа на спине, думал.
– Вы знаете, – вдруг сказал он, – сегодня – я не могу объяснить вам почему, – но мне это
