Ему страстно захотелось очутиться опять в саду Джи около табачных цветов и снова насладиться их опьяняющим запахом.
Сидеть там около них с Дорой и целовать, целовать ее!..
Он вдруг заметил, что оркестр умолк, что все направились в музыкальный зал.
Кто-то должен был петь – Дора или Рекамес, во всяком случае он хотел послушать.
Он увидел Дору рядом с Ион; Кавини стоял около них, несуразно размахивая руками и глупо улыбаясь.
Вдруг все стихло. Кавини перестал жестикулировать, уселся за рояль, и первые звуки «L'Heure Exquise» упали в тишину, как лепестки цветка.
Рекс слушал, полный упоения; каждая нота голоса Доры находила отклик в его душе.
Романс был окончен; наступила минута полной тишины, затем раздался взрыв аплодисментов.
Когда они смолкли, Рекс услышал за собой голос, который показался ему знакомым. Стараясь припомнить, чей это голос, он обернулся и встретился взглядом с темно-золотыми глазами Паскаля.
– А, Рекс!
Они холодно кивнули друг другу. Рекс отвернулся и продолжал слушать, но, хотя пение по-прежнему доставляло ему наслаждение, радость покинула его.
И сразу в его голове завертелся вопрос: как отнесется к этому Дора?
Ему недолго пришлось ждать ответа. Взглянув на Дору, он увидел, что и она заметила Пана и приветствует его своими чудными зелеными глазами, мерцающими так, как будто за ними зажглись свечи; на лице ее отразилось страстное упоение. Рекс почувствовал себя, как земной житель, видящий другого у врат рая. Но Дора достаточно овладела собой, и восторг на ее лице сменился официальной улыбкой.
А он?
О, несомненно, он тоже заметил радость Доры. Когда Рекс увидел его впервые, лицо его было спокойно, а теперь он страшно побледнел.
Рекс стал присматриваться к нему.
Пан постарел, его густые темные волосы на висках подернулись легкой сединой, около глаз и в углах рта протянулись бесчисленные морщинки, и все-таки, несмотря на все это, он был еще чертовски красив, и Рекс чувствовал, что ненавидит его за это.
Желая соблюсти вежливость, он направился к Пану.
– Когда возвратились? – спросил он.
– Только сегодня днем; из Парижа, Петербурга, Пекина.
– Интересное путешествие. По-видимому, вас побудило к нему созвучие названий? Надолго сюда?
– Не имею понятия.
– Где вы остановились?
– У «Ритца». Ты должен как-нибудь у меня пообедать.
– Благодарю, я уезжаю завтра. Мы с Николаем Лассельсом в Магдалене.
– А! Бледные тени моей юности!..
– В самом деле?
Им больше нечего было сказать, и они враждебно взглянули друг на друга.
– Ну а в Гарстпойнте что слышно? – небрежно спросил Пан.
– Все благополучно. Я недавно был там. Застал моего отца и Джи здоровыми.
Пана бесило, что Рекс употребил местоимение «мой», говоря о Рексфорде. «Надменный щенок», – подумал он и, растягивая слова, сказал:
– А Дора, кажется, сделала успехи?
И, не дожидаясь ответа, он воспользовался свободным проходом в толпе и направился к роялю.
У Рекса не хватило мужества тотчас выйти; сознавая свою слабость, он тем не менее остался в своем уголке и стал наблюдать их встречу. Снова он увидел, как мгновенно озарилось лицо Доры, но оно тотчас же изменилось и приняло холодное, насмешливое выражение. Рекс повернулся и пошел в другую комнату со смутным и горьким чувством в душе.
ГЛАВА IV
Когда Дора встретилась с Паном, ее охватила какая-то нервность; ей хотелось смеяться; она не знала, что сказать.
Она машинально подала ему руку, и это прикосновение освободило пружину, державшую в напряженном состоянии ее мозг; на нее сразу нахлынули воспоминания об их последней встрече, о той памятной зимней ночи несколько лет назад. Она обратилась к нему с банальной фразой:
– Итак, вы вернулись!
– Блудный сын вернулся, – ответил Пан. – Хотите помочь мне заколоть упитанного тельца завтра у «Ритца»? Я остановился там. А вы где живете?
– Ион пригласила меня на сезон.
