В его голосе прозвучала нотка, удивившая Каро.
Она обернулась и внимательно посмотрела на него. Гамид громко рассмеялся, и его беспричинный смех смутил ее.
— Почему вы смеетесь? — спросила она.
— Я вспомнил слова Сариа, которая назначила час вашего возвращения.
Они ехали некоторое время молча, пока не оставили деревню далеко позади.
— Мы никогда еще не ехали этой дорогой, — заметила она.
— Нет, — коротко ответил Гамид.
Они продолжали путь молча.
Пламенные краски заката загорались в небе, когда Гамид внезапно обернулся к ней и невольно воскликнул:
— Как вы красивы!
Слова сорвались с его губ, словно крик наболевшей души.
Каро посмотрела на него, улыбаясь. Его восторженное замечание не оскорбило ее, потому что казалось таким искренним.
— Как вы молоды, — ответила она шутя.
Гамид покраснел.
Выражение его лица смягчилось:
— Такие слова женщины говорят только из чувства нежности.
Его замечание прозвучало словно предупреждение.
Но Каро лишь пожала плечами. Завтра все будет позади, завтра она вернется в Каир, а оттуда в Италию, в Париж, и Гамид навсегда исчезнет из ее жизни. Может быть, она снова встретится с Сфорцо, может быть!..
Наступили сумерки, легкие и прозрачные. Словно по мановению волшебной палочки из песчаных дюн появились люди с верблюдами. Небо пламенело в ярких красках, и розоватые отблески заката падали на землю золотыми и янтарными полосами.
Гамид помог Каро взобраться в паланкин, затем последовал вслед за ней внутрь его. Верблюд поднялся и двинулся в путь.
— Хотите закурить папиросу? — спросил голос Гамида из бархатной темноты.
Он достал свой портсигар и крошечную золотую зажигалку. Запах дыма наполнил узкое пространство. Каро отодвинула занавес и взглянула в темнеющее фиолетовое небо.
— Какая дивная ночь! — сказала она.
Гамид повторил ее слова. Он наклонился к ней, притронувшись к ее руке. Каро отодвинулась. Он пробормотал извинение, но она знала, что прикосновение к ее руке не было случайным.
«Я не должна была ехать с ним, — подумала она с нетерпением. — Во всяком случае, это приключение скоро будет позади».
Верблюд шел вперед. Каро показалось смешным, что она сидела в паланкине, словно восточная женщина. Она хотела, чтобы путешествие кончилось поскорее.
— Наверно, уже очень поздно? — заметила она. — Может быть, вернуться, не увидев вашего замечательного лагеря?
— Уже недалеко, — ответил Гамид спокойно.
Но, несмотря на его уверения, нигде не было видно и следа лагеря. Кругом простиралась пустыня: безбрежное серовато-белое пространство, а над ним высокий свод темнеющего неба.
Каро невольно вздрогнула. Гамид взял ее руку. Каро чувствовала горячее биение его крови, и казалось, что волнующий жар его сухой, сильной ладони передавался ей.
По возможности спокойно она сказала:
— А… ваша рука такая теплая: надеюсь, я не простудилась, я вздрогнула от холода.
— Я могу дать вам лекарство в моем лагере, — ответил Гамид, все еще не выпуская ее руки.
— Я уверена, что уже поздно, — снова начала Каро.
Она попыталась отделаться шуткой:
— Как вы думаете, не лучше ли нам вернуться теперь, чтобы вовремя быть дома?
— Мы дома, — сказал Гамид, — в моем доме. Посмотрите!
Огни костров внезапно показались вблизи. Запах дыма донесся в паланкин, раздались звуки голосов и лай собак, ржание лошадей, весь шум большого оживленного лагеря.
Верблюд опустился на колени. Многочисленные арабы с горящими факелами окружили их, когда Гамид вынес ее из паланкина.
Сквозь толпу арабов он повел ее по плетеному ковру в большую палатку. Ее смутные опасения и еле сдерживаемый гнев прошли при виде окружавшей ее роскоши. Белые стены палатки были покрыты драгоценными, вышитыми шелком коврами. На полу лежали ковры, которым не было цены. У шелковых стен стояли низкие диваны с замечательными подушками, прекрасный рояль и стол, уставленный золотой посудой. Всюду во всех углах были огромные вазы с розами, с красной геранью, с цветами мимозы и пальмовыми листьями.
Гамид исчез. На пороге бесшумно появилась девушка и, поклонившись Каро, повела ее в следующую маленькую комнатку, где на маленьком столике стоял хрустальный сосуд с водой, флаконы всевозможных духов, пудра и даже помада для губ.
Легкая насмешливая улыбка появилась на губах у Каро. Она знала, что Гамид любил роскошь, но не подозревала до какой степени. Она привела себя в порядок и вернулась в большую круглую комнату.
Гамид встал ей навстречу. Он успел переодеться в арабский костюм.
Каро улыбнулась, но невольно, при виде его высокой фигуры в живописном одеянии, смутное чувство тревоги снова проснулось в ней. Она старалась не поддаваться страху, забыть свои неясные опасения.
Они сели к столу. Гамид сидел на груде подушек. Высокий слуга в белом бурнусе явился с большой золотой чашей для омовения рук. Каро следила за всеми движениями Гамида, когда слуга опустился перед ним на колени, протянув ему чашу.
«Словно в арабской сказке», — подумала она с иронией. И должна была все же сознаться, что это одеяние придавало Гамиду какое-то спокойное достоинство, преображавшее его.
Обед продолжался долго. Он был очень обильный и прекрасно приготовлен французским поваром. Вина, подававшиеся к столу, были редкие и очень дорогие. Гамид не притронулся к ним, а Каро выпила лишь несколько глотков. Затем явившиеся слуги бесшумно вынесли стол из палатки.
Каро встала и подошла к выходу. Ночь, прохладная и звездная, простиралась над безмолвной пустыней. Каро остановилась, опершись рукой о раму полотняной двери и глядя в темноту. Гамид встал и подошел к ней.
— Уже поздно; нужно возвращаться, я думаю. Ваш лагерь действительно замечательный, — начала она.
Каро нервничала и говорила быстро, отрывисто.
Гамид тихо рассмеялся. Он нагнулся к двери, закрыл ее и опустил тяжелую портьеру, закрывавшую вход.
— Мы находимся в десятках миль от человеческого жилья. Кругом нет никого, кроме моих преданных слуг. Вы затеряны в сердце пустыни…
Каро попыталась рассмеяться, но губы ее искривились в гримасу. Мягкость и любезность Гамида пугали ее. Она медленно прошла в палатку и остановилась под филигранной серебряной лампой, свисавшей с потолка. Она старалась казаться спокойной и сохранить присутствие духа.
— Боюсь все же, что мне пора уезжать, — сказала она с улыбкой, к которой с усилием принудила себя. — Может быть, вы будете так любезны послать кого-нибудь со мной. Вы не должны сопровождать меня обратно на виллу. Ведь уже так поздно, а путь далек.
Она ждала его ответа, стараясь убедить себя, что все ее опасения ни на чем не основаны. Но какое- то чувство, какой-то инстинкт говорили ей, что страх ее не был напрасен.
Гамид стоял около дивана, покрытого огромной тигровой шкурой и мягкими шелковыми подушками. Он повернул голову и со странным выражением посмотрел на нее. В его глазах ярким огнем горело страстное желание, искажавшее его красивое лицо.
