— Неплохо! Совсем неплохо! — Гай мягко рассмеялся и крепче прижал к себе Кэрин, которая, только усилием воли, заставила не дрожать свои ноги. Будь она более зрелой женщиной, она смогла бы овладеть ситуацией, но его самодовольное высокомерие пронзало ее до костей, даже если голова оставалась совершенно ясной. Она бессознательно тянулась к нему, как будто ее притягивало магнитом.
— Ты дрожишь, Кэрин, — непринужденно заметил Гай.
— Легкая форма истерии, — очень сухо ответила она. — Уверена, вы к этому привыкли.
Его глаза вспыхнули.
— А я, было, подумал, что ты невозмутима. На самом же деле, ты очень красноречива на этот счет!
Кэрин не могла совладать со своим озорством.
— Вероятно, у меня очень реалистичный взгляд на жизнь!
— Умные женщины не говорят всякие идиотские вещи. И не пытайся прожечь меня взглядом!
— Это, кажется, и есть призвание женщины, — лаконично прошептала Кэрин.
— А я думал, что ее призвание — быть любимой!
Кэрин оттолкнула его руку.
— У нас приятно бессмысленный разговор, не так ли?
— А разве могло быть иначе с простачком?
— Ну, вы-то, конечно, претендуете всегда на ведущие роли!
Гай посмотрел на Кэрин, полузакрыв глаза.
— А теперь, Кэрин, не щади меня. Я могу смириться со своими недостатками!
Ее голос вкрадчиво произнес:
— Вы, конечно, не ждете, что я соглашусь с этим? Кстати, здесь есть русалка, плавающая между портьерами, с длинными прямыми светлыми волосами, при виде которой я испытываю чувство вины и неудобства.
— Мяу! — чуть заметно улыбнулся Гай. — Ей хорошо это удается — она создана для соперничества. Начни игру — и она побьет тебя.
— Ну, вы, может быть, привыкли к подобным штучкам, а мне не нравится быть мишенью для такого явного подозрения.
Гай прижался щекой к ее темным волосам, а она испуганно отпрянула от него.
— Думаю, мне не очень нравится играть роль мулеты — красной тряпки, знаете?
— Я знаю значение этого слова, — лениво протянул Гай. — Я некоторое время жил в Испании.
Кэрин коротко вздохнула и расслабилась в его руках.
— Когда этот танец закончится, я буду женщиной с опытом!
— Я предпочитаю тебя такой, какая ты есть!
Ее глаза встретились с его насмешливо-вызывающим взглядом.
— А какой?
— О, немного волшебной и таинственной!
У Кэрин неожиданно перехватило дыхание.
— Не надо так со мной обращаться, Гай, — сухо произнесла она. — Судя по тому, что вы обо мне знаете, я, должно быть, по вашему мнению, глупый ребенок.
— Только в том, что ты хочешь быть самостоятельной.
— Я всего лишь человек, я признаю это, тогда как вы, конечно, машина, а ни одна женщина не привяжется к машине!
— Как это умно с твоей стороны, моя невообразимая красавица!
— Если я надоедаю вам, пожалуйста, остановите меня, — сказала Кэрин не своим голосом.
— Ты можешь расстроить меня, но, думаю, никогда не надоешь.
Кэрин надеялась, что не выглядит такой взвинченной, какой она себя чувствовала.
— А теперь выброси все из головы. Твои глаза лихорадочно блестят от возбуждения. Я тебе уже сказал, что никогда не обижу тебя.
— Если бы я только могла в это поверить! — промолвила она после долгого молчания и полностью отдалась во власть сжимавших ее рук.
Незадолго до ужина Патриция Эмбер отправилась на поиски Кэрин. Найдя ее в гостиной, она обнаружила, что та с увлечением слушает об архитектурных особенностях коринфских колонн. Лекцию ей читал красивый, белокурый, близорукий и очень серьезный молодой человек по имени Джеффри Пэрриш, отец которого заведовал кафедрой архитектуры в университете. Последний, привлекательный вдовец, также присутствовавший на балу, демонстрировал свои эстетические взгляды, ухаживая за известной манекенщицей Джиной Холмс. Изумленные глаза Кэрин перебегали от отца к сыну, причем сыну она уделяла лишь половину внимания. Джеффри говорил ей, что своим восторгом перед окружающей ее красотой, она обязана не только инстинкту, но, в значительной мере, подсознательному опыту, о котором она и не подозревает. «Оценка, — говорил он, — значит критическое взвешивание всех свойств предмета, хороших и плохих, тогда как вкус, — и Джеффри наклонился к ней, — значит предпочтение хороших свойств и сознательный их выбор».
Кэрин пыталась сделать вид, что на нее все сказанное производит должное впечатление.
— Думаю, можно смело сказать, что одним-единственным критерием оценки является восторг! — с пафосом произнес Джеффри.
Кэрин, наблюдавшей за ухаживаниями его отца, ничего не оставалось, как согласиться.
— Это утверждение, конечно, подходит не в каждом случае!
Молодой человек быстро вывернулся, но дальнейшее развитие его мыслей было остановлено рукой Патриции, державшей его за рукав.
— Джеффри, могу я на некоторое время забрать у вас Кэрин? Она нам сыграет!
— На рояле? — Белесые брови Джеффри исчезли под его челкой. — Я фактически никогда не разговаривал с девушкой, играющей на рояле. Многие, разумеется, брали уроки, но играть по-настоящему не умеют.
Он пошел за ними по пятам, держа одну руку на лацкане пиджака с таким почтением, которое, полагала Кэрин, должно оказываться особе королевской крови.
Гости притихли, когда тетя Патриция объявила о выступлении Кэрин. Она подошла к роялю, заметив, как Марк Эмбер одобрительно кивнул ей, а пианист из трио мельком бросил приглашающий взгляд. Гай открыл крышку «Стейнвея», когда Кэрин подошла к инструменту и несколько нервозно села на банкетку.
Она смотрела прямо перед собой чуть отрешенным взглядом.
— Ты нервничаешь! Ты побледнела!
— Конечно, нервничаю, — почти шепотом согласилась она.
— Ты не стоила бы и бокала шампанского, если бы не нервничала.
Гай какое-то мгновение подержал ее за руку, и это успокоило Кэрин, подействовав как лекарство против ее нервного состояния перед выступлением.
— Сыграй свое обычное lour de force note 8, — предложил он. — Не стоит позволять им заснуть, глядя на нас.
Кэрин поудобнее устроилась на банкетке и произнесла так, чтобы ее услышал только Гай:
— Вы ужасно рискуете, не так ли? Я, может быть, самая обычная любительница! Подумайте о ваших друзьях!
— В данный момент я думаю только о тебе, и мне все известно о дипломе консерватории!
Он окинул взглядом ее лицо, выражавшее крайнюю степень доверия то ли к себе, то ли к нему. Она притворно ласково улыбнулась ему.
— Благодарю вас, Гай!
— Благодарю тебя, малышка!
Он отошел от рояля, и она осталась наедине с собой и, притихшей в ожидании, публикой.
— Lour de force, — сказал Гай.
Что ж, «Революционный этюд» всегда был знаменитым произведением Шопена. В нем бесчисленное множество технических трудностей, но для слушателя существует лишь красота и эмоциональная сила
