– Прошло время, и процесс генетических преобразований настолько усовершенствовался, что королевская семья сама уже могла заниматься генетическим контролем с целью сохранения чистоты крови. Браки разрешались только после тщательных компьютерных исследований. Для мужчины, который имел какие-либо слабые стороны, подбиралась женщина, у которой именно эти стороны были сильными. Случалось, что и не срабатывало. Как я уже говорила, нужна еще искра Божья.
К этому времени генетические тесты стали неотъемлемой частью культуры королевского рода, смешались со всевозможными обрядами и церемониями и постепенно в некоторых частях галактики утратили свое первоначальное назначение. Приблизительно тогда начал обретать силу Орден Адаманта.
Королевский род предназначался для управления государством, но никто не возлагал на него роль властителя душ и тел. Боговдохновенные, сильные и властные священники Ордена Адаманта проповедовали поклонение Всевышнему по всей галактике.
Они привнесли понятия вечной жизни и подчинения воли Божьей в жизнь людей разных культур, особенно в жизнь королевского рода, представители которого зачастую покидали свою планету, чтобы вступить в брак где-то в другом мире, совершенно отличном от их собственного. Порой у жениха и невесты общей была только религия.
Старый генетический тест стал первым из ритуалов, который взял на себя Орден. Священники стандартизировали его, добавили несколько своих штрихов, и таким образом ко времени правления твоего дяди, короля, – добавила Мейгри, чтобы успокоить юношу и тонко намекнуть на серьезность того, о чем она говорит, – тесты превратились в настоящий обряд, торжественную церемонию, на которой присутствовали проповедники и... и подобные им.
Мейгри закашлялась. Один из охранников расторопно принес ей стакан воды.
– Благодарю, – сказала она, улыбнувшись охраннику.
По выражению лица центуриона было видно: он принял ее улыбку за великий дар. Дайен понимал, что в эту минуту чувствовал центурион. Холодная, гордая и сильная женщина выглядела одновременно хрупкой и беззащитной. Юноша всеми фибрами своей души желал утешить ее печаль и защитить от опасности. Однако сама мысль о том, чтобы обнять ее или даже прикоснуться к ней, казалась ужасной, недопустимой. Он мог бы с таким же успехом хотеть обнять... комету. Желание юноши защитить ее, прикрыв своим телом, броситься между ней и тем, что ей угрожает, было импульсивным. То же самое он видел на лице центуриона, которому Мейгри и пяти слов в общей сложности не сказала.
Не сознавая, что делает, Дайен вскочил с кресла и бросился перед ней на колени.
– Миледи, вы так несчастны! Позвольте мне... Скажите, что я могу для вас сделать?
Мейгри улыбнулась, но тут же поджала губы, шрам ее покраснел. Протянув руку, она взяла его за подбородок и крепко сжала пальцами. Ногти буквально впились в кожу, и она повернула его лицо в свою сторону.
– Загляни в себя, Дайен! То, что ты испытываешь сейчас, – это сила королевской крови. Когда-нибудь те чувства, которые ты испытываешь в отношении меня, люди будут испытывать в отношении тебя.
Она оттолкнула его от себя, подобрала ноги в кресло и задумалась.
Едва удержав равновесие, Дайен потер поцарапанный подбородок и посмотрел на нее. Он был в ярости. Его грубо оттолкнули, нанесли удар по самолюбию. Он не был уверен, что понял правильно ее последние слова. Мейгри даже не смотрела на него, просто сидела молча. Дайен медленно поднялся и вернулся в кресло. Оторвав руку от подбородка, он увидел на пальцах кровь.
– Итак, – сказала Мейгри внезапно, – вот почему Саган хочет, чтобы ты прошел обряд посвящения.
– Что из себя представляет этот обряд? Что происходит во время него?
– Я не могу говорить об этом. Это таинство, священный секрет. На того, кто выдаст его, падет проклятие. – Заметив, что юноша сердито нахмурился, Мейгри добавила: – Я могу только одно сказать: Создатель будет говорить со священником или даст знак своей воли и намерений в отношении жизни, которая предстанет перед ним. На это Саган и надеется, как я поняла.
– Божья воля, – пробормотал Дайен, вытирая кровь с пальцев о джинсы и надеясь, что она этого не заметит. – Я не верю во все эти мифы. – Он отвернулся и потер рукой подбородок, на котором уже пробивалась редкая щетина, золотистая и потому невидимая для всех, кроме него. – А как насчет меня? Моей воли? Как насчет того, чего я хочу? Вы и Саган, кажется, думаете, что у меня воли нет.
– У тебя есть воля, Дайен. Но это не отрицает того факта, что существует другая воля – воля Всевышнего, которая учит: «Ты можешь быть сильнее, чем ты есть. Я это знаю, ибо я создал тебя». Случается, что сталкиваются две воли – каждый ребенок восстает иногда против своих родителей, и в этой борьбе нет ничего плохого, потому что, только подвергая все сомнению, проявляя решительность и испытывая свои возможности, мы познаем себя и становимся сильнее. Мы можем бороться с кем и с чем угодно, но приходит время, когда человек должен склонить голову и сказать Богу: «Не моя воля, но Твоя».
– Но как узнать, какая из них чья?
– Думаю, со временем мы разберемся. – Мейгри вздохнула и посмотрела долгим взглядом в другую часть корабля, туда, где было его второе сердце. – Это – задача для тех, кто знает, на что идет, и все равно продолжает борьбу – самую ожесточенную в мире.
– Нам нравится видеть себя солнцем, – продолжала она, словно разговаривая сама с собой. – Мы хотим, чтобы нам поклонялись как дарующим жизнь и боялись как разрушителей. Но хотя солнце обладает огромной силой излучения, свет его затухает во времени и пространстве, и звезды, даже все вместе взятые, бессильны осветить необъятное пространство темноты.
«И тем не менее, – прозвучало эхом в ушах Дайена, – не моя воля, но Твоя».
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Смеющиеся львы должны прийти.
Как сказала Мейгри Дайену, борьба между знанием и верой, между пониманием воли Божьей и подчинением ей – одна из самых жестоких. Саган следовал указаниям Всевышнего, потому что они совпадали с его собственными желаниями. Теперь он начинал понимать, что между его волей и волей Божьей может возникнуть столкновение. Командующий хотел выяснить намерения Господа. В действительности же он со страхом сознавал, что знает Его намерения, и стремился изменить их.
Закончив мыс ленный разговор с леди, он вызвал капитана своей личной охраны.
– Когда я закрою эту дверь, – Командующий указал на дверь, ведущую в его апартаменты, – никто не должен сюда входить. Никто. Ни при каких обстоятельствах.
– Есть, милорд.
– Любые сообщения, как бы важны и срочны они ни были, должны передаваться вам. А вы мне их представите, когда я попрошу.
