Многие в академии пасовали перед его взглядом. Но девочка осталась спокойной.
– Так ты спрашивал у Бога, почему Он позволил нам разговаривать, не произнося ни слова? Разве не все так могут?
– Это называется «связь разумов», и не все так могут, – отрезал мальчик. – Разве ты можешь так разговаривать со своим хилым братцем?
– Наверное, нет, – согласилась девочка. – Но ведь я и не хочу.
Она смотрела на трепетные язычки пламени.
– Но иногда я догадывалась, чего хочет мой отец, раньше, чем он это говорил. Я скучаю по отцу.
Она посмотрела на мальчика с сочувствием, словно что-то только что поняла.
– Твой отец... – заговорила она, запнулась. – Прости...
– Заткнись! – яростно крикнул ей мальчик. – Убирайся! Оставь меня!
Казалось, он ударит ее.
Девочка осталась на месте. Ее большие глаза, в которых не было страха, блестели от слез.
– Я знаю, почему Бог это сделал, – сказала она, протянув руку и робко положив ладонь на руку мальчика. – Потому что мы оба одиноки.
От ее прикосновения мальчик напрягся, посмотрел на ее загорелую ручонку на своей сильной руке. Потом расслабился, словно внутри у него что-то сломалось, что- то отпустило. Он наклонил голову, пытаясь совладать с собой. Девочка убрала руку и стояла перед ним, храня почтительное молчание.
– Ты босая, – вдруг хрипло сказал он.
Девочка пожала плечами.
– Дома я никогда не носила башмаков.
– Но здесь холодно. Простудишься. Вон, дрожишь вся. Вдобавок кто-то же должен за тобой присматривать.
– Кто-то должен, – сказала девочка, осторожно беря мальчика за руку.
– Мейгри, – тихо произнес Саган, – пора.
* * *
Она сделала вдох, еще один, еще. Веки задрожали, тонкие тени от ресниц упали на щеку со шрамом. Откинувшись, Саган наблюдал за ней, собрав все терпение: он знал, что ее тело и душа воссоединятся не сразу.
– Мейгри, – окликнул он через некоторое время, встряхнув ее.
Глаза у нее открылись. Она огляделась вокруг затуманенным взглядом, увидела, где находится, удивившись, наверное, что не в часовне. Сознание вернулось к ней, и она слабо улыбнулась.
– Ты решил прийти. Я думала, что ты появишься. Вы же не могли все это бросить, не так ли, милорд?
Он поддержал ее за плечи. Она села, но слишком резко: перед глазами у нее заплясали багровые тени. Зажмурившись, она устало прислонилась к его груди.
– Вы отослали Дайена, милорд?
– Далеко отсюда. Ты можешь идти?
– Минуту...
– У нас нет ни минуты! – отрывисто напомнил Саган.
Мейгри снова улыбнулась. Командующий помог ей встать на ноги. Она постояла, дождалась, пока корпус космоплана перестанет раскачиваться. Потом они с Саганом спустились в тесное пространство небольшой кабины. Хрустальная бомба стояла на шкафчике. Тонкие лучи тянулись от компьютера к бомбе, издававшей слабое жужжание.
Командующий заглянул в бомбу и увидел звездный камень, вернее, то, что когда-то им было. Камень превратился в бесформенный комок; его восемь концов покрывали сгустки спекшейся крови. Его вид внушал отвращение, вызывал страх и напоминал о мучительной смерти. Саган тут же отвернулся.
– Сколько еще осталось? – резко спросил он.
Уголок губ Мейгри дернулся от легкой улыбки; шевельнулся и шрам, в котором уже угадывался слабый пульс жизни. Она расслабленно села в кресло пилота. Протянув руку, она взяла разорванную потускневшую серебряную цепь, лежавшую рядом с бомбой, и стала рассеянно наматывать ее на пальцы.
– Пожалуй, пусть это будет сюрпризом.
– Это будет сюрпризом, – сказал Командующий, опускаясь рядом с ней на колени, чтобы смотреть ей прямо в глаза, – для миллионов невинных душ, которые погибнут. Мгновение изумления, мгновение ужаса...
– Не надо мне это говорить, милорд, – перебила Мейгри, поджав губы; ее серые глаза сверкнули. – Это ты придумал эту бомбу. Ты сделал все, чтобы она появилась. Как ты говоришь своим солдатам? «Когда вы берете оружие и направляете его на кого-то, от всей души верьте, что сможете его использовать». Вы бы не стали с ней возиться, милорд, если бы и впрямь волновались за невинных!
Она нервничала. Она крутила цепочку на пальцах, почерневших от засохшей крови. Саган проник в ее разум, но с таким же успехом он мог войти в темную гулкую пещеру. Ничего. Ни страха, ни сожаления, ни гнева, ни ненависти. Пустота.
Он взял ее за руку. Ее холодная кожа напоминала мрамор гробницы.
– Ты изменила кодовое слово, необходимое для отключения бомбы? – спросил Саган, отнимая руку и поднося ее к бомбе, к клавишам со странными знаками, ярко горевшими сверху.
– Неужели, милорд?
– Должна. Иначе я бы мог ее остановить.
Мейгри пожала плечами.
– Да, мог бы... если бы я изменила это слово. Если бы я прикоснулась к первой же кнопке, тебя ожидал бы сюрприз. Ага, вижу, ты прикидываешь шансы. Понимаю, тебе стоит сделать попытку в оставшиеся несколько секунд. Но ты не знаешь, сколько секунд осталось. Может, пять. Может, пять миллионов. И кто знает, возможно, тебе удастся убедить меня изменить решение.
Саган убрал руку от бомбы. В космоплане было жарко и душно. Он снял шлем, провел рукой по волосам, еще густым и черным, но начинающим отступать со лба и седеющим на висках.
– Бог не простит вас, миледи. Душа ваша будет навеки проклята за это.
– Взгляните на мой звездный камень, милорд, и скажите, разве моя душа еще не проклята? – Она перевела на бомбу печальный, затуманенный взгляд. – Я хотела заполучить ее. Для себя одной. Когда там, на «Фениксе», я поняла, что могу получить ее, я отбросила ради этого все. Я оставила Дайена, моего короля. Я оставила Джона Дикстера умирать в одиночестве.
– Властолюбие! – Мейгри сжала кулак. – Ложка дегтя в
