— Вы как?
Донован слабо улыбнулся:
— Как вам мой клиент?
— Вы его здорово отделали!
Он посмотрел на нее, на Амара. Произошедшее их только раззадорило, а его лишило сил.
— Ужас… — сказал Донован.
— Зато какой отпор мы оказали захватчикам, — отозвался Амар.
Они рассмеялись, и воздух очистился от напряжения.
— Что ж, — сказал Донован, — мне кажется, пора пойти обрадовать папашу Джека.
Молот страшно скучал.
Он сидел за рулем неприметной «вектры» и наблюдал за квартирой девицы. Ему казалось, что он торчит здесь неделями — нет, завис на всю жизнь.
Он оставил Кинисайда на станции и вернулся на свой пост. За темными окнами никакого движения.
Когда он выполнял подобные поручения, его одолевали воспоминания обо всех обидах, которые ему наносили в жизни. Они представлялись ему короткими историями. На переднем сиденье рядом с ним стояла открытая спортивная сумка, из которой на него смотрели мертвые глаза — вся его аудитория. Только у его историй был другой конец: мучители приходили в ужас от его силы, он сам их унижал и истязал, вырывал извинения и обретал покой только после того, как убивал своих обидчиков. И мысленно поедал, словно вынимая из них душу.
Но сегодня фантазии не приносили облегчения. И он знал почему. События последних дней здорово его завели. Лондонский канал, Пеннинские горы — вот его истинное призвание. А не эта тягомотина. Он скучал.
Он злился, когда скучал.
А когда злился, кто-то должен был за это ответить.
— Пусть что-нибудь произойдет! Хоть что-нибудь! — взревел он и стукнул рукой по рулю.
Очень скоро кое-что действительно произошло.
Он даже заморгал, решив, что у него глюки.
Нет, картинка вполне реальная.
Мальчишка-проститутка. Джамал. Он шел к дому с какой-то женщиной. Женщину он не знал, но разве в ней дело? Самое главное, что объявился маленький ублюдок!
Он сразу же подумал о Кинисайде: нужно позвонить.
Женщина и Джамал подошли к подъезду, набрали номер квартиры.
Номер квартиры девицы!
Кинисайд трубку не брал: Молот слышал бесконечные длинные гудки. Наверное, сидит у себя за городом. Там сигналы совсем не ловятся. Молот отсоединился, не дожидаясь включения голосовой почты, — оставить сообщение он не решился.
Он начал вертеть головой, соображая, что можно сделать.
Женщина о чем-то довольно долго говорила в домофон. Наконец дверь открылась и посетители вошли в подъезд.
Молот потер лоб. Надо подумать.
Принять решение. Проявить инициативу.
Он снова посмотрел на мобильный, будто взглядом мог заставить Кинисайда перезвонить, но телефон молчал.
Он раздраженно вздохнул, закрыл сумку, вылез из машины, натянул на уши вязаную шапочку и стрельнул глазами по сторонам — не следит ли кто за ним.
Вокруг все было тихо.
Зарывшись лицом в поднятый воротник, он подошел к подъезду и приготовился нажать на кнопку звонка.
18
Дверь в дом приоткрыта. Он оглянулся на Пету и Амара, те пожали плечами. Он толкнул дверь.
Внизу все перевернуто вверх дном. Подростки, судя по всему, сбежали. Они, очевидно, торопились — в спешке похватали все, что можно унести, а потом продать.
Над головой скрипнули половицы.
Он жестом показал наверх и начал осторожно подниматься по лестнице. Пета и Амар последовали за ним.
На площадке второго этажа он огляделся. Комнаты, где жили подростки, стояли нараспашку. Они подверглись такому же опустошению, как и гостиная внизу. На полу валялась одежда, которую не успели распихать по сумкам. Но сквозь этот кавардак, как ни странно, проглядывала некая методичность: эти дети частенько в своей жизни откуда-нибудь убегали.
Донован подошел к комнате Отца Джека. Единственная закрытая дверь, из-за которой доносились странные звуки.
Здесь кто-то устроил настоящий погром. Дверцы шкафов были открыты настежь, ящики комодов выдвинуты, содержимое разбросано по всей комнате. Свидетельства тайной жизни Отца Джека — отвратительные, страшные секреты, о которых вдруг заявили во всеуслышание.
Повсюду следы крови, особенно ярко выделявшиеся на фоне белой мебели.
На кровати то ли полулежал, то ли полусидел Отец Джек. Вид у него был жуткий. Толстяк прижимал к себе бездыханное тело Сая и рыдал.
И Донован, и Пета с Амаром поначалу даже растерялись и остановились в нерешительности. Наконец Джек заметил чье-то присутствие и поднял глаза. Едва он понял, кто перед ним, его охватила паника. Он дернулся, чтобы побежать, но, очевидно, поняв бесполезность своих усилий, обреченно кивнул головой.
Донована почти тронуло его горе.
Почти.
— Джек, мы звоним в полицию, — сказал он.
— Только не забудьте туда же сдать черномазого мерзавца, — заскулил Джек. — Позаботьтесь о том, чтобы этот ублюдок заплатил за то, что сделал с моим мальчиком.
Педофил посмотрел на покрытое синяками бледное лицо Сая и начал бережно вытирать кровь у его глаз. Его продолжали сотрясать рыдания.
— Да, — сказал Донован, — обвиняй Джамала. Обвиняй нас. Обвиняй несчастных детей. А еще можно телевидение обвинить. Все кругом виноваты, один ты — белый и пушистый.
— Смотри, сука, что он наделал, — выл Джек, взяв в руку металлический шест. — Он ударил его вот этим. Он…
Огромное тело снова заколыхалось в рыданиях, но Донована они больше не трогали.
— Бог его знает, вот только на этой штуковине — твои отпечатки. Твоя ДНК. Кто это сделал: педофил — прожженный негодяй и насильник — или какой-то мальчишка, которого к тому же здесь нет? Кому поверит суд? Джек, ты в дерьме по самые уши, и тебе из него не выбраться. — Донован мрачно усмехнулся.
Рыдания не утихали.
Донован повернулся к Пете и Амару:
— Улик достаточно?
— Вполне, — кивнула Пета.
— Тогда звоним в полицию, а потом Марии. Надо довести дело до конца.
Он полез было в карман за мобильным, но потом посмотрел на Пету:
