Мег выросла в городе — там снег был просто слякотью, а не заклятым врагом, как для сельских жителей.
Мег закрыла дверь за молочником, старым ворчуном, и поднялась наверх. Она села на кровать и забылась в эротических грезах, воспоминаниях о Тимми, и Томпсон осклабился, словно знал, о чем она думает, и сочувствовал ей. Вдруг ей показалось, что Тимми рядом. Мег глянула на часы. Одиннадцать тридцать. Морская каторга, подумала Мег. Тренькнул телефон. Подняв трубку, Мег уловила слабый сигнал.
— Привет, — сказала она тому, кто, несомненно, прослушивал линию.
И снова Мег почувствовала, что она не забыта: за ней наблюдают, эти люди с ней заодно, а треньканьем телефона они сообщают ей будто шепотом: «Он ушел в море, он в безопасности, с ним все в порядке. А ты будь начеку, жди, и в одно прекрасное утро в Новом году или еще раньше ты услышишь, как он, посвистывая, поднимается по промерзшей тропе; это мы позаботились, чтобы он вернулся домой, к тебе, — мы, слушающие!»
Что-то чувственное было в этом ощущении, будто она откинула голову на крепкую, надежную мужскую руку. Мег с улыбкой положила трубку на место.
«Поларис» лежал на дне залива и ждал приказа — куда, когда и каким курсом следовать. В штурманской рубке Тимми задумчиво склонился над навигационными картами.
— Что-нибудь не так, мистер Штурман? — осведомился капитан, — Нам бы не хотелось завершить плавание в Черном море.
Капитан шутил.
— Не говоря уж о реке Янцзы, — добавил Джим, черпавший свои знания о красном Китае из газет.
Служба безопасности хотела бы, чтобы моряки с «Поларисов» вообще не читали газет или, на худой конец, читали бы «Сан», издаваемую Рупертом Мердоком, но как тогда быть со свободой личности на Западе? Ее приходится уважать, иначе — за что мы боремся?
— Пусть это решают политики, — строго заметил капитан. — Но я рад, старший лейтенант, что вы шутите в начале рейса. Обычно полмира обойдешь, пока вы соизволите улыбнуться. Что вас угнетает — море или суша?
— Пожалуй, суша, сэр, — ответил Джим.
Подводники сродни художникам, подумал капитан, сожалея, что задал этот вопрос. Они предпочли бы жить в одиночку, не связывая себя узами брака, чтоб ничто не мешало им спокойно мечтать, но и холостяцкая жизнь кажется им тоскливой. Они уходят в море, которое любят больше всего на свете, с чувством вины: слезы и рев детишек надрывают сердце. Но когда не о ком заботиться и потому не чувствуешь разницы между морем и сушей — это тоже невыносимо. На обычных подлодках — капитан это знал — лучше всего служится совсем молодым ребятам: родители любят сына, но всегда готовы к разлуке с ним. И все они наслаждаются жизнью в этом лучшем из миров с пряным, но не чересчур острым привкусом опасности. Увы! На «Поларисах» все иначе. Здесь опасность многократно усиливается. Разве можно доверить молодому человеку, да еще неженатому, будущее Москвы, Лондона, Сиднея, Пекина и других городов? Конечно нет! Молодые слишком подвластны эмоциям.
А на «Поларисах» каждый большой город взят на прицел, координаты известны. Ведь не ровен час (в будущее не заглянешь!) на прицел возьмут один из твоих собственных городов — из стратегических или даже миротворческих соображений. Принять решение в такой обстановке под силу лишь зрелому, твердому человеку.
Тимми глянул на карты и удивился, что они расплываются у него перед глазами. Хотелось продолжить разговор с Джимом о жизни моряка на суше и на море, но что-то удерживало, как это часто случалось в последнее время после интрижки с Зелдой. Выходит, невозможно переспать с женой лучшего друга и смотреть ему прямо в глаза, даже если ты наставил ему рога не из подлости и никому не разболтал об этом. Теперь, когда Тимми женился, он еще отчетливей представил себе, какой великой глупостью и предательством была эта интрижка. Он с радостью попросил бы прощения у Джима, но, конечно, не отважился. Как бы то ни было, факт оставался фактом: ему нравилась Зелда, и он видел, что Джим относился к ней свысока. Приличия ради мог бы притвориться в ее присутствии, что предпочитает жить на суше, а не в море.
Теперь, под водой, Тимми мечтал снова оказаться в постели с Мег и чтобы внизу лежал Томпсон. Может, карты расплываются перед глазами от слез? Он снял очки и вытер глаза.
— Бог ты мой! — воскликнул он. — Да это очки Мег!
Некоторое время все трое молчали.
— Привет, Янцзы, встречай гостей! — сказал Джим.
— Все в порядке, Алек, сэр, — обратился к капитану Тимми. — Не беспокойтесь, у меня, может, голова разболится, только и всего.
— Глядеть на мир ее глазами и знать — она твоими видит мир. Греза юной любви. Постарайтесь, чтоб это не повторилось! — строго заметил капитан и, желая разрядить обстановку, перевел разговор на более приятную тему: — Сколько у нас арахисового масла?
— Два галлона, — доложил Джим.
— Надеюсь, хватит, — прикинул капитан. — На многие индонезийские блюда уходит прорва арахисового масла. Они там пищу берут руками, потому и готовят погуще.
Наконец с базы пришел приказ. Капитан щелкнул переключателями, и приборная доска, соединенная с ядерным реактором, сердцем «Полариса», загорелась мягким светом; могучие двигатели, глотнув его энергии, взревели, и чуть заметная вибрация пронизала волны на далеком берегу, где играли дети, и какая-то песчинка передвинулась с места на место.
«Поларис» миновал Ирландский канал и вышел в Атлантику. В камбузе капитан толок тмин и кориандр с перцем, готовя соус к цыпленку. Джим чистил, резал кубиками и бланшировал белоснежные турнепсы, готовя их к быстрой заморозке. Они брали на борт свежие овощи, сами обрабатывали их и закладывали в мощный холодильник, не доверяя береговой службе такое тонкое дело. (На ядерной подлодке нет недостатка в энергии — масса света, масса горячей воды, масса свежего, хитроумно рециркулированного воздуха. Правда, матросы клялись, что на корабле воняет чесноком, как во французском поезде, везущем школьников на экскурсию, но офицеры горячо утверждали, что это поклеп.)
Капитан плеснул оливкового масла из пластмассовой канистры, привезенной Зелдой, в кувшинчик, а оттуда — на сковородку. Он намеревался слегка потомить горчичное семя в масле, потом полить им мелко натертую морковь, добавить туда лимонного сока, перца и соли — получился бы простой, но весьма аппетитный салат к цыпленку. Но масло брызгами разлеталось со сковородки.
— Не чистое оливковое масло, — пробурчал капитан. Он исследовал содержимое канистры и обнаружил под тонким слоем оливкового масла не что иное, как белое вино.
— Ваша жена совершила крайне необдуманный поступок, — отчитал Джима капитан. — Мы с вами и мистер Штурман — группа управления лодкой, а не какая-нибудь рок-группа.
Тем не менее он не вылил вино — напротив, водрузил канистру на шкаф: не дай бог опрокинут.
Во время обеда поступило сообщение, что в непосредственной близости от них действуют русские подводные лодки.
— А когда они бездействовали? — Капитан зевнул.
Все же, прихватив тарелки, офицеры отправились на центральный пост и там наблюдали за светящимися точками на экране радара, слушали сигналы, когда другие левиафаны приблизились, на миг замерли совсем рядом, а потом вполне дружелюбно проследовали дальше.
— Никак цыпленка учуяли? — предположил капитан.
— Навряд ли, сэр, — усомнился Джим: однажды, еще школьником, он побывал на экскурсии в
