так сильно паниковала.
— Так ты… вернулся в строй?
— Нет, только на время присоединился к отряду. — Тревор коснулся ее щеки. — Это необходимо, Леа. Большинство людей, включая поселенцев, вне себя от ярости. Я обязан сделать все возможное, чтобы невинные индейцы не пострадали из-за преступлений маленькой шайки.
— Но как же плантация? Ведь мы тоже в тебе нуждаемся.
Приподняв пальцем ее подбородок, Тревор дождался, пока она откроет глаза, а потом ответил:
— У «Ривервинд» есть ты, Леа. И еще Джордж Энтони, которого я всему обучил. Он остается дома вместе с отрядом вооруженных рабов. Мистер Тиббс — достаточно опытный надсмотрщик, чтобы в мое отсутствие присмотреть за работами. И еще здесь останутся несколько солдат, так что ты будешь в безопасности.
— Я знаю, ты должен идти, — сказала она, надеясь, что голос ее не слишком сильно дрожит от рвущихся наружу слез. — Ведь ты единственный, кто может остановить эту жестокость, но…
— Но?
— Ведь это то, к чему ты всегда стремился, не так ли? Ты снова хотел занять свое место в армии?
Он провел кончиками пальцев по ее шее. Под этим прикосновением кожа вспыхнула, и тепло распространилось по всему телу.
— Не стану лгать, любимая. Мне радостно сознавать, что я снова здоров и годен к службе. — Он остановился и внимательно посмотрел на Леа. — Я обязательно вернусь, даю тебе слово.
С этими словами он привлек ее к себе и уткнулся лицом в каштановые волосы. Золотые пуговицы прохладными кружочками прижались к ее щеке, а сабля — к бедру. Нет, она ни за что не заплачет! Нельзя со слезами отправлять воина в поход. В минуты отдыха он должен вспоминать что угодно, только не ее зареванное лицо. Глубоко вздохнув, Леа выскользнула из объятий Тревора и отошла на шаг, встав спиной к дядиному столу.
— Когда вы выступаете?
— Через час.
— Это очень скоро, — пробормотала она и, ощутив комок в горле, окинула его фигуру, чтобы запомнить все до мелочей. — Ты так красив в этой форме. У тебя дерзкий и решительный вид. Наверное, прежде перед тобой не могла устоять ни одна женщина?
Тревор улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой:
— Отчасти так оно и было. Только они очень скоро приходили в себя, обнаружив, что я хромой.
— Как глупо! — Сердце Леа заныло при мысли об эгоистичных, бесчувственных созданиях, которые могли так относиться к нему. Даже со своей поврежденной ногой Тревор был для них слишком хорош.
— Все они ни капли не походили на тебя, Леа, добрую, умную и готовую любить человека не за что-то, а просто так.
Она залилась отчаянной краской. Ведь еще совсем недавно ее отношение к Тревору нельзя было назвать добрым, но тогда она его совсем не знала.
Майор подошел к Леа и остановился лишь тогда, когда его брюки коснулись края ее платья. Он склонился вперед, как бы обняв ее обеими руками, но упираясь ладонями в стол, и Леа оказалась в ловушке.
— Я вернусь к тебе, милая. Помни об этом. Ни один нормальный мужчина не устоит перед твоими чарами, и уверяю тебя, мой ум так же здоров, как и мое тело.
Жаркая волна всколыхнулась у нее внутри, угрожая потерей самообладания. Услышав, как Тревор усмехнулся, Леа обвила его шею. В руке у нее хрустнуло письмо.
— О да, в здоровье вам не откажешь, майор Прескотт.
С хриплым рычанием он встал между ее бедрами и, придерживая рукой за талию, усадил на стол. При этом оттуда посыпались какие-то письменные принадлежности, что-то упало с сильным грохотом. Бездыханная, потрясенная силой собственного желания, Леа прильнула к нему и только ахнула, когда он рукой проник под ее платье. Пальцы его быстро направились вверх по бедру. Но Тревор не стал трогать ее рукой, как она ожидала, а, подняв многочисленные юбки, прижался к ней сам.
— Гляди, как я хочу тебя, — сказал он хриплым шепотом.
Голова Леа запрокинулась назад, и теперь уже она сама издала звук, похожий на стон, — так жарко обжигала его возбужденная плоть. Когда же он губами прикоснулся к шее, Леа была близка к обмороку.
— Сейчас не время. — Его дыхание увлажнило ее кожу. — К тому же опасно — дверь не заперта.
Вопреки его собственным словам жаркий рот Тревора продолжал спускаться вдоль ее шеи. С легкостью опытного мужчины он быстро расстегнул маленькие перламутровые пуговки на ее платье, не переставая касаться обнаженной груди влажными поцелуями. Леа сотрясала сладостная дрожь. Выпрямившись, она взяла его лицо в ладони и подняла к себе, отыскала губами его рот, провела по нему языком, желая его до такой степени, что в голове не оставалось места другим мыслям.
— Леа, — прохрипел он, — ты сводишь меня с ума.
Его поцелуй перенес ее прямиком в рай. Поначалу нежный, потом требовательный, язык Тревора проник глубже, чтобы соединиться с ее языком, словно напоминая о том, как они были близки. В его крепких объятиях Леа окончательно утратила возможность вздохнуть. Слабость овладела всем ее существом. За секунду до того, как она готова была погрузиться во тьму, Тревор оторвался от нее.
Леа жадно вдохнула и рассмеялась, когда он снова потянулся к ней губами.
— Черт возьми, дорогая, так можно и погибнуть от блаженства.
Проводя кончиками пальцев по его лицу, девушка прошептала:
— Не надо так жадничать, сэр.
— Но это истинная пытка для голодного — видеть перед собой соблазнительные яства и не сметь к ним притронуться. Я готов устроить праздничную трапезу прямо на письменном столе твоего дяди, клянусь.
Леа плотнее прижалась к нему.
— Ну а я бы хотела разделить ее с тобой, — прозвучал ответ.
— Что это у тебя все время хрустит в руке? Отпустив Тревора, Леа поглядела на письмо:
— Ах да, я и забыла. Иногда ты полностью поглощаешь все мое внимание.
— Только иногда? Ты, например, сидишь в моей голове круглые сутки.
— Это, конечно, преувеличение, — сказала она, пристально глядя ему в глаза, в самой глубине которых вдруг вспыхнули желтые искорки. Знакомая бабочка снова забила крылышками у Леа в груди. — Ты же все-таки иногда спишь.
— Да, но ты с первого дня неизменно являешься мне даже во сне. Эти видения порой бывают настолько явственны, что я просыпаюсь усталым и расстроенным.
— С самого первого дня? — переспросила она, удивляясь такому признанию.
Тревор кивнул.
Чтобы избежать его взгляда, Леа снова посмотрела на конверт.
— Мне казалось, что раньше ты предпочитал Рэйчел.
— Рэйчел действительно дорога мне, но я всегда думал о ней как о сестре.
Потрясенная услышанным, Леа молча уставилась на его китель и в отчаянии подумала, что он уезжает. Уходит вместе с армией. Он создан для военной жизни, и вот ему выпал еще один шанс добиться того, к чему он так стремился. А вдруг Тревор решит поступить на постоянную службу? Убеждая себя не думать о самом плохом, Леа проговорила, чтобы хоть что-нибудь сказать:
— Это письмо для дяди Эдварда.
— Но ты ему его не отдала?
Она поднесла конверт к глазам Тревора, ожидая реакции.
— О, понимаю. Оно от дамы, и ты ревнуешь.
— Господи, да нет же! Просто дело в том… что дядя никогда прежде не получал писем от…
— От женщин? — Улыбаясь, он взял Леа за запястье и повернул ее руку так, чтобы еще раз прочесть надпись на конверте. — Понятно. Элиза Бидвелл. Кажется, так называл ее мой отец.
— Так ты знаешь, кто она такая?
— Если не ошибаюсь, это та самая женщина, которую любил и потерял Эдвард.
Леа охнула, но ничего не сказала. Итак, в жизни дяди все-таки была любовь. Имеет ли она право копаться в его прошлом?.. «Но дядя так несчастен, он почти утратил вкус к жизни», — спорила она сама с собой.
— Не вижу смысла терзать тебя, любимая. Я расскажу тебе все, что знаю.
Леа покраснела.
— Ты, наверное, думаешь, что я умираю от любопытства покопаться в личных делах дяди?
— Вовсе нет, — искренне ответил Тревор. — Просто ты очень его любишь и хотела бы оградить от всех бед в мире. Но ты не сумеешь защитить его, Леа. Что бы ни содержалось в этом письме, хорошие или плохие известия, решать не тебе.
— Ты очень мудр.
— Благодарю. Твоя сестра в таких случаях говорит — мил.
Леа усмехнулась:
— Но я ни за что не смогла бы применить к тебе это слащавое словечко.
— Вот за это большое спасибо. А теперь — что касается той дамы. Как сказал мой батюшка, Эдвард с Элизой дружили едва ли не с младенчества, и он хотел жениться на ней, однако его отец, Ричард, богатый владелец компании по оптовым корабельным перевозкам, обанкротился; вскоре его от горя хватил удар и он умер.
— Как печально. Я ничего не знала об этом.
— Твой дядя собрал всю свою наличность, купил в Новом Орлеане машины и приехал сюда, во Флориду, чтобы попытаться восстановить фамильное состояние.
— А что Элиза?
— Отец ее был богатым плантатором…
— А у дяди не было достаточно денег, чтобы сделать ей предложение? — перебила Леа, пораженная догадкой. — Но ведь он так многого добился. «Ривервинд» за эти годы стала процветающим хозяйством. Так почему же он… О Господи, надеюсь, это не из-за нас с Рэйчел?
— Нет, Леа, не беспокойся напрасно, все случилось иначе. Ведь в те времена было не так уж безопасно привозить жену сюда, в Манати. Здесь шла война с индейцами.
Леа нахмурилась:
— Но наши родители умерли, и он вынужден был заботиться о нас.
— Я вижу, ты твердо вознамерилась винить во всем себя, хотя, как я уже сказал, были другие причины. Еще до того как твой дядя успел отстроить этот великолепный дом
