— Теперь спи.
— Ага, — умиротворенно улыбнулся Бедир. — И пусть нам не приснится никаких снов.
Но Кедрин был слишком возбужден, чтобы избежать снов. Он покинул отца и зашагал по пустому проходу к своей спальне. Задержался у двери, чтобы помахать на прощание рукой Тепшену, затем заперся на засов — хотя знал, что в этих гордых стенах находится в полной безопасности. Юноша оперся о толстые дубовые доски двери, внимательно изучая помещение. В нем преобладала суровость, равно соответствующая его новому положению защитника Тамура и более чем полная грозных предчувствий. Комната находилась у большой восточной стены крепости, единственное окно выходило на Идре, тонкие ставни закрывали его проем. Пол, стены и потолок были из гладкого серого камня, стены увешивали грубые ковры старинной работы, огонь в очаге не горел по случаю теплого времени. В помещении был зажжен только фонарь, укрепленный над постелью, и его свет превращал этот мрачноватый уголок в приветливую гавань. Как и у Бедира, посредине комнаты стоял стол с тремя резными стульями из потемневшего дерева, на столе кувшин и три чаши для вина. Возле одной их стен имелся шкаф, где юноша нашел свое снаряжение, тщательно сложенное. Кожаные вещи были аккуратно смазаны, тканая одежда выстирана. Оружие — меч и лук — висело на стойке из полированного черного дерева, рядом с умывальником и ночным сосудом.
Кедрин умылся, почистил зубы и улыбнулся, узнав руку матери в том, как были сложены его вещи. Затем улыбка пропала: ему впервые пришло в голову, что они с матерью могут больше не увидеться. До сих пор все это казалось лихим приключением, вылазкой в неведомые дебри, превосходившей его самые сокровенные чаяния. Теперь в одиночестве, слушая ветер, загадочно свистевший вдоль ущелья Идре, принц осознал, что, быть может, скачет навстречу чему-то куда более враждебному, чем лесные варвары.
Все равно, как если бы страшные сказки, которые рассказывают у огня долгими зимними вечерами, стали вдруг явью, и нечисть, которой в них было полно, обрела плоть, клыки и когти. На уроках иногда заходила речь о варварских божествах, но все это казалось ему детским лепетом невежественных дикарей, слишком приверженных своим кровавым обычаям, чтобы внять мудрому учению Госпожи. Теперь, однако, выходило, что рассказы, которые он считал чистым вымыслом, имеют под собой основу. И до такой степени, что храбрые воины с опаской оглядывались на них.
Он поспешно разделся, дрожа не только от прохлады, и нырнул под одеяла. Что-то резко ударило его по ногам, принц поджал их с невольным вскриком, и только потом понял, что это всего лишь грелка, поставленная в постель заботливым слугой. Но и тепло побудило его думать об опасности — огне, Ашаре и о не имеющей формы угрозе. Ему очень не хотелось задувать фонарь и отдавать свою спальню во власть ночи. Когда же Кедрин все-таки потушил свет и сон одолел его, ему снились сражения и бегство от безликих противников.
Юноша с благодарностью встретил зарю — привычный стук копыт и лязг металла, гул людских разговоров и птичье пение. Полусонный, он вылез из постели, стыдясь того, что счел детскими ночными страхами, быстро натянул привычную походную одежду и настежь распахнул ставни. Утро было ясное, солнце отсвечивало от верхнего края ущелья, рассыпая искры в туман далеко внизу. Казалось, он смотрит сверху на облака, подобно птицам, что кружили за окном или камнем устремлялись вниз. Одевшись, юноша спустился в трапезную. В желудке у него щекотало, хотелось скорее перекусить.
Он, конечно, не сказал о своих тревожных снах ни Бедиру, ни Тепшену, а те были полностью поглощены предстоящими делами.
Посовещавшись с Риколом, они решили открыть воинам отряда из Твердыни Кайтина свои замысел и начать по одному посылать их к Сестре Уинетт, не дожидаясь вестей от Фенгрифа.
Вести пришли, когда у целительницы находился сам Кедрин. Бедир первый принял на себя ее чары, так что Кедрин оказался наедине с облаченной в голубое женщиной лишь не ранее третьего дня их пребывания в Высокой Крепости. Ни Тепшен, ни отец не сумели в точности описать, что и как она делает, и Кедрина распирало любопытство. Но затем юношу постигло жуткое разочарование: это оказалось совсем не больно.
Послушница позвала его в палаты, предназначенные для больных и раненых; его пригласили в солнечный покой с высокими окнами, полный цветов и прочей зелени, она тянулась из развешанных по стенам горшочков, наполняя комнату душистыми запахами и яркими красками. Сестра Уиннет предложила ему сесть на низкую скамью, сама опустилась на стул рядом и, сжав обе его ладони в своих, заглянула глубоко в глаза — да так, что он, юноша, всколыхнулся бы, не знай о ее обете безбрачия и не уважай Сестер. Затем Кедрину дали сладковатого питья в маленькой чашечке, которое повергло его в приятное оцепенение. Дремота окутала его, а нежный голос Уинетт что-то стал напевать в самое его ухо, и юноша сонно глядел в ее спокойные голубые глаза. Следующее, что ему запомнилось, — это как женщина трясет его, чтобы разбудить, и говорит, что дело уже сделано. Кедрин поднялся со скамьи, втайне недоумевая, почему же не чувствует в себе изменений. Сестра улыбнулась и проводила его до дверей.
Он пошел искать отца, узнав от одного из здешних воинов, что Бедир поднялся на сигнальную вышку на речной стороне крепости. Принц выслушал описание пути туда и поспешил через хитрую путаницу переходов, двориков и тренировочных площадок к нужной башне. Она стояла отдельно, от других строений башню отделяло открытое пространство, словно это место было чем-то особенным. Ни одна стена не подходила близко к башне, зато в противоположной от реки стороне лицом к лицу с ней поднимался такой же каменный столп. Страж дозволил ему войти внутрь, и виток за витком юноша стал карабкаться по узкой лесенке, пока него не закружилась голова. Ему показалось, что он вот-вот летит прямо в небо, и он спросил себя, от чего же так запыхался: от спешки или из-за разреженного воздуха? У дверей наверху Кедрину пришлось остановиться, чтобы унять колотящееся сердце — войдя к отцу, он хотел казаться спокойным и мужественным, не выказывая своего возбуждения.
Юноша вступил в покой, который и впрямь казался висящим в небесах. Окна здесь занимали больше места, чем камень стен. Оглядевшись вокруг, он опять сбился с дыхания, ибо ему показалось, что он взирает на облака, горы и крепость, подобно парящему на предельной высоте орлу. Все поплыло перед глазами, и Кедрин непроизвольно выбросил вперед руку, чтобы ухватиться за надежный камень, сощурив глаза от света, наполнявшего эту полукомнату-полуплощадку. Посередине виднелась машина, какой он отродясь не видывал: громада из длинных рычагов и вращающихся колес, как зубчатых, так и гладких. Она стояла на вертлюге, позволявшем разворачивать ее к любому из окон. Из машины выступали большие диски, затянутые тканью, словно зачехленные щиты сказочных великанов. У проема, смотревшего на Низкую Крепость, стояли люди.
Кедрин скосил на них взгляд: отражающееся отовсюду солнце почти ослепило его так, что он едва видел двух сигнальщиков, усердно перемещавших рычаги. Они двигали бессчетные горизонтальные планки, покрывавшие круг, посылая через ущелье сверкающие вспышки чистейшей белизны. Ответные вспышки виднелись с другой стороны. Несколько мгновений спустя в этом мельтешений рычагов и яркого света юноша разглядел Бедира. Рядом с ним находился Тепшен Лал, а позади стоял Рикол.
— Фенгриф нашел Браннока, — сказал Бедир. — Тот согласен с нами говорить.
Кедрина поразило, что какой-то бродяга может соглашаться или не соглашаться на встречу с Владыкой Тамура; более того, что Бедир принимает это как должное. Он-то считал, что этого человека просто призовут и дадут указания. Бедир увидел смятение на лице сына, и когда они уже спускались по ступеням, сказал как бы между прочим, напоминая как равному, а не поучая:
— Порой лучше попросить, чем приказать, Кедрин. Некоторые люди достаточно охотно соглашаются, если их попросишь, но наотрез откажутся, если от них этого требуют.
Кедрин обдумал это и кивнул в знак согласия, пытаясь представить себе, на кого же похож этот дерзкий одиночка. Ответ, пусть и приблизительный, он получил уже после наступления сумерек, когда от причала у подножия восточной крепости отошла лодка, перевозившая Браннока.
У самой воды тьма сгустилась рано. Кедрин с волнением следил как свет фонаря на корме лодки становится все ярче, а плеск весел делается отчетливей, перекрывая ропот реки. И вот он различил двоих людей, стоявших на носу, за ними было видно нескольких здоровенных гребцов и кормчего на возвышенной корме у руля. Тот приподнялся, когда западная пристань вынырнула из мглы, и что-то выкрикнул. Гребцы немедленно подняли весла. Суденышко подошло к гладкой площадке, куда сверху вели каменные ступени. Канат проскользнул в швартовочное кольцо, и люди Рикола спустились вниз, чтобы помочь вновь
